Евангельские мифы

Именно поэтому многие и теперь еще цепляются за личности Моисея, Заратуштры и Будды. А так как миф о Дионисе и Озирисе потеряли свою действенность и жизненность для этих людей, то они и отвергают идею историчности этих основателей религий. Если бы легенда об Иисусе дошла до нас исключительно в форме апокрифических евангелий, которые сообщают о чудесах, не приводя ни одного морального поучения, то она ни в коем случае не могла бы ныне удержать свое теперешнее место в сознании образованного человека: а между тем сколько таких образованных людей, которые верят в чудеса канонических евангелий? Только нравственное учение евангелий, не говоря, конечно, о простой силе привычки или о партийной предвзятости, продолжает питать веру в историчность евангельских сообщений.

Совершенно ясно, конечно, что вообще-то наличность такого нравственного момента в каком-нибудь культе вовсе не является достаточным основанием для веры в историчность мнимого основоположника этого культа. Много совершенно явно выдуманных притч и поучений приписано было, например, царю Соломону, который, впрочем, мог представлять собою историческую личность; такая же история могла случиться с дохристианским богом-Иисусом Рассказ о возвещении израильскому народу 10 заповедей — тоже совершенно явный миф. Ведь бывают мифы доктринального, учительного характера, как и мифы исторические Даже ортодоксальный ученый мир допускает возможность позднейшего проникновения в текст нового завета доктринального мифа, хотя бы в случае с «тремя очевидцами»[17]. Умеренно ортодоксальная критика идет настолько далеко, что она признает мифом знаменитое место: «Ты — Петр камень; на этой скале созижду я церковь свою»[18]. Научная критика идет еще дальше и признает мифическими все проповеди и притчи 4-го евангелия, а ведь всего только одним поколением ранее проповеди эти производили яркое впечатление особенной убедительности на обоих Арнольдов, отца и сына. Где же, однако, логический предел подобного анализа? Тщательное исследование обнаруживает даже в «Нагорной проповеди» мозаику из гномических[19] изречений многих моралистов, а «Отче наш» после сравнительного исследования оказывается молитвой явно дохристианского происхождения. На какой же точке нашего анализа можем мы, наконец, считать, что достигли до твердого биографического фундамента?

Наиболее замечательный прием тех, кто хочет спасти дело христианства от рационалистической опасности, вызывающий, тем не менее, у верующих обвинение в богохульстве, заключается в следующем: из всех наших источников, прежде всего из синоптических евангелий, вылущивается «ядро» в виде первоначального исторического рассказа якобы на котором и может быть основана биография Иисуса.

Сторонники этого приема, признавая наличность большого количества интерполяций в евангелиях, тем не менее, исповедуют «аксиому», утверждающую, что такое историческое ядро обязательно должно существовать. Выделение этого исторического ядра способно, мол, доставить достаточно солидную базу для жизнеописания Иисуса. Пройдет, вероятно, немного времени и это «историческое ядро» станет главной базой тех христиан, которые продолжаю׳!’ еще употреблять оружие доказательства в борьбе с инакомыслящими.

Однако эта новая позиция является даже на первый взгляд лишь позицией отступления, и долго она не удержится. Если мы даже и примем со всеми надлежащими оговорками выдистиллированное «первоначальное евангелие», то, как бы оно опять не оказалось литературной стряпней из всяких чудес и мифических проповедей! Миф о рождении и распятии отпадет; но ведь останутся мифы об искушении и преображении. На первом плане окажется Нагорная проповедь, которая является продуктом компиляции.

По-прежнему притчи будут фигурировать в качестве проповедей Иисуса, останутся и предсказания о падении Иерусалима, которые совершенно явно написаны были уже после разрушения храма, сохранены будут и мифические двенадцать апостолов. Все эти данные лишены подлинной биографической достоверности. Господин Жоллей[20] даже ни разу не останавливается над проблемой: если все поучения иисусовы были действительно в ходу среди первых христиан, то как же могло случиться, что Павел ни упоминает ни одного из них?