Евангельские мифы

Евангелия появились в такое время, когда аскетизм в качестве религиозного принципа окончательно вытеснил фаллицизм и сексуализм, и, разумеется, христисты, (поклонники Христа), не могли допустить существование такого мифа, который говорит о половой связи бога с женщинами. Однако, в четвертом евангелии, где так человечно и пленительно изображены нежные отношения между спасителем и сестрами Лазаря, мы имеем во всяком случае еще не разгаданную и довольно неудобную проблему, которая, время от времени, ставится в литературе. Уже этот случай дружбы с некоей «Марией» указывает на существование какого-то древнего мифа, в котором палестинский бог, быть может, называвшийся Иошуа, выступает в качестве то сына, то возлюбленного некоей мифической Марии — колебание, совершенно естественное в древнейшей теософии. Это же колебание от сына к возлюбленному наблюдается с отдельными уклонениями и в мифах о Митре, Адонисе, Озирисе и Дионисе, которые все связаны с богиней-матерью в качестве возлюбленных или сыновей, поскольку в мифах об этих богах мать и возлюбленная в каждом удобном случае отождествлены. Это двойственное отношение между богиней матерью и богом-спасителем придает всему культу богинь в доклассическую эгейскую эпоху («цивилизации Миноса») такой отпечаток, будто богиня природы является главной фигурой этого культа. Отголосок этого двойственного отношения мы находим в мифе о латинской Бона-Деа, которая является то дочерью, от сестрой, то супругой Фавна.

Разгадка мифа о Марии в евангелиях окажется совершенно ясной, когда мы займемся историей воскресения Иисуса.

Мария играет и в начале и в конце рассказа чисто мифическую роль. Во всех евангелиях, вместе взятых, Мария выступает в двух типичных образах: в образе матери рождающей и в образе матери скорбящей, Mater Dolorosa. Оба этих образа имеют своим исходным пунктом дохристианский ритуал и религиозное искусство. Представление о скорбящей богине, Mater Dolorosa, было не менее широко распространенным, чем представление о богине, кормящей младенца. В мифах о Венере и Адонисе, об Иштар и Таммузе, о Кибеле и Аттисе — мы находим на первый взгляд не — материнскую, но при внимательном изучении именно материнскую скорбь. Деметра, горюющая по Персефоне, была длх греков в полном смысле слова Maier Dolorosa. Весьма примечательный прообраз матери скорбящей мы находим в библии, говорящей о неутешной Рахили, «плачущей о детях своих», в сообщении Гезиода о Кибеле (Рее), одержимой скорбью по детях своих, которых пожрал Кронос. В культе Аттиса плач великой матери над омертвелым телом прекрасного юноши-бога явился отдельной сценой церемонии. В легенде, которая превращает Деметру в мать Диониса, богиня-мать (подобно Изиде в одном мифе об Озирисе и в другом о Горе), собирает воедино члены растерзанного титанами бога и заново рождает его[32]. Но примечательнее всего совпадение плача двух или нескольких Марий над гробом Иисуса с плачем «божественных сестер» Изиды и Нефтис над Озирисом в траурном богослужении египтян.

Все эти траурные церемонии имели место во время весеннего равноденствия, т. е. как раз тогда, когда произошло мистическое распятие. Совершенно ясно, что евангельский рассказ имеет общую основу с этими мифами. У Матфея XXVII, 56 мы видим плачущими «Марию из Магдалы и Марию, мать Иакова и Осии и мать сыновей Зеведеевых». Это место из Матфея превратилось буквально в крест для ортодоксов, которые пытаются доказать, не является ли Мария-мать Иакова и Иосии, просто прежней девой Марией. Затруднение не устраняется и 61 стихом, где говорится: «Была же там Мария Магдалина и другая Мария». Так как Мария, мать Иисуса, здесь вовсе не упоминается, так как нигде нет также упоминания о том, что она умерла до этого момента, то приходится заключить, что рассказ о роли женщин в эпизоде восстания из гроба был уже совершенно закончен до того, как была пущена в оборот история рождения Иисуса.

Миф о Марии вырос, следовательно, из двух отдельных источников.

У Марка дело обстоит еще более туманно. «Мария Магдалина и Мария, мать Иакова младшего и Иосии идут в сопровождении Саломеи (XV, 40)». «Мария Магдалина и Мария (мать) Иосиева смотрели, где его полагали» (47), тогда как Мария Магдалина Мария (мать?) Иаковлева и Саломея приносят ароматы. У Луки (XXIV, 10) мы снова встречаем двух названных выше Марий и Иоанна, но они находились уже не у креста, а у гроба. Еще сложнее обстоит дело у Иоанна, где (XIX, 25) мы находим стоящими при кресте матерь Иисуса (она не названа по имени), сестру ее Марию (жену?) Клеопову и Марию из Магдалы. Противоречия эти объясняются по мнению ортодоксов недостатком памяти у хронистов. Такое объяснение является, однако, уклонением от объяснения. Принимая во внимание все данные, мы можем приступить с известной уверенностью к разгадке этого мифа путем анализа того древнего, подверженного всяким случайным вариациям, ритуала, который зафиксирован в живописи или скульптуре.