Евангельские мифы

Миф об Иосифе возник, таким образом как совершенно явная пристройка к культу Иисуса. После того, как Иосиф был включен в миф об Иисусе, он совершенно естественно в интересах утверждения версии о девственности Марии мог начать фигурировать, как пожилой уже человек, тем более, что это соответствовало смыслу предшествовавших иудейских мифов, как это мы видим в мифе о рождении крестителя. В апокрифической биографом Иосифа-плотника (4, 7). и в «Евангелии рождества Марии» Иосиф изображен человеком преклонного возраста. Таково также и представление об Иосифе, выработанное христианской традицией. Такое представление могло, конечно, возникнуть из стремления подчеркнуть, что Иосиф не был действительным отцом Иисуса. Но и здесь вероятно, что предпосылкой для такого представления, как и для детали, изображающей Иосифа ведущим нагруженного осла во время путешествия «святого семейства», была древняя религиозная церемония.

Одна из фигур священной процессии Изиды, как она описана Апулеем в его «Метаморфазах» представляет собою дряхлого старца, ведущего осла. Маловероятно, конечно, что бы великий культ Изиды воспринял эту деталь из тех же мотивов, которые обусловили ее появление в культе Иисуса. Разгадку этого символа нам дает сообщение историка, Плутарха о том, что у преддверья одного храма богини в Саисе имелось скульптурное изображение младенца, старца и нескольких животных. Младенец и старец должны были символизировать здесь исключительно начало и конец жизни. Затем египтяне также верили, что все в мире исходит от Сатурна, (или похожего египетского бога), который олицетворял собою также время и Нил и который изображался в виде преклонного старца. С другой же стороны, как мы уже видели, да и дальше еще увидим, христианство является пестрой мозаикой из сотен образов и деталей, внушенных языческим искусством и ритуальными обрядами, и поэтому его мифы моложе египетских и менее оригинальны, чем они.

Рис. 13. Изида и Озирис.

IV. Благовещение.

Этот пролог легенды о сверхъестественном рождении Иисуса имеет много аналогий в различных языческих мифах. Наиболее точной является все же аналогия с христианским благовещением, которую мы находим в египетском мифе о рождении царей. Смысл этого благовещения совершенно ясно обнаруживается в стенных люксорских[39] барельефах, насколько можно судить по репродукциям и описаниям Шарпа. Там мы прежде всего видим Тота, являющегося египетским логосом и вестником богов, который в виде существа с головою ибиса возвещает девственной царице Маутмес о том, что она скоро родит сына. За этим следует изображение сцены, в которой святой дух Кнеф и богиня. Гатор держат царицу за руки и прикладывают ей ко рту Crux ansata[40], крестообразный символ жизни. От этого прикосновения происходит сверхъестественное, «непорочное» зачатие. В следующей сцене изображается рождение царя и поклонение богов и жрецов святому дитяти.

Это-продукт систематического обоготворения египетских царей. Процесс этот заходил настолько далеко, что личность царя возвышалась иногда до степени третьей ипостаси вседержащей троицы[41], причем царица-мать обычно представлялась супругой верховного бога Амун-Ра, который таким образом становился отцом царя. Как мы видим, александрийские исповедники, пришедшие на смену Павлу, имели под рукой уже готовый материал. Приходилось лишь кое-что менять и опускать, придумывать новое было совершенно незачем.

Рис. 14. Средневековое изображение положение Иисуса в яслях между волом и ослом.

V. Рождение в пещере и в хлеве.

Рассказ о рождении бога-младенца в хлеве, который представляет собой часть позднейшего легендарного введения в третьем евангелии, является, очевидно, столь же неисторичным, как и весь миф об Иисусе. И какую бы из двух версий, — «канонической» версии о рождении в хлеве и «апокрифической» о рождении в пещере, — мы ни взяли, пред нами обнаруживается в них совершенно ясное, правда, слегка завуалированное позаимствование из широко распространенного языческого мифа. Нет почти никакого сомнения в том, что пещера, которая показывается в Вифлееме, как место рождения Иисуса, была еще в незапамятные времена местом поклонения Таммузу и такою она оставалась еще во времена Иеронима. А так как, мнимо — исторический Давид носил имя солнечного бога Дауда или Додо, тождественного Таммузу, то и Вифлеем на этом основании считался традиционным «градом Давида».