Евангельские мифы

Если же подойти к этому отрывку, как к мифу, то разгадать его смысл очень легко. Он является либо литературным подражанием лирическому воплю Исайи, вследствие чего эта фраза могла получить особенное признание у иудеев, либо монологом бога из религиозной драмы. В «Вакханках» Эврипида хор поет: «Из стран азиатских иду я, гору Тмол покинул я, благостен мой труд и легко мое бремя-пляской славить Бахуса».

В таинствах Митры жрец обращался к верующим со словами: «Радуйтесь духом, освободитесь от забот ваших, ибо устроены вы богом». В таинствах Изиды богиня также обращалась к верующим со словами, почти совпадающими по смыслу с евангельским текстом: «Все предано мне отцом. Я гряду к вам с состраданием к горестям вашим. Я гряду благостная и милосердная. Перестаньте плакать, уймите стенания, отбросьте сомнения, пришел день благодати». И тут к верующим обращались с предупреждением «не страшиться мучительного пути», и здесь жрец призывал паству радостно нести «иго» нового служения и вкушать плоды свободы, заключающейся в чистом и нравственном поведении. Приведенные параллели уясняют смысл и происхождение вышеуказанного отрывка. Он состоит из слов, которые произносились богом в древней религиозной драме, которые были наугад перенесены в евангелия, как слова, якобы сказанные мессией во плоти[91]. Редакторы евангелий так мало задумывались над правдоподобием своих рассказов, что они непосредственно за той главой, где Иисус говорит о себе: «Я кроток и смирен сердцем», поместили главу, где тот же Иисус говорит о себе: «И вот здесь больше Соломона». И это выражение, если его рассматривать, как историческое, тоже несовместимо со здравым смыслом. Проповедник в здравом рассудке его не мог произнести; оно целиком относится к области мифотворчества. Столь же очевидна мифичность неоднократного обращения Иисуса к ученикам со словами: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе». Мы имеем здесь пред собою измышление жрецов, основателей церкви, которые тут же обнаружили свою руку и в другой фразе: «А если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь». Ясно, что такая фраза не могла быть произнесена евангельским Иисусом, ибо ведь ни о какой церкви — «ecclesia» у первых иезуистов не могло быть и речи. Вслед за этим отрывком идет совершенно не вяжущееся с ним разъяснение Иисуса о том, что закоренелому грешнику простится до «семидесяти семи раз». Должны ли мы, однако, признать, что эта церковническая интерполяция древнее и подлиннее, чем следующая за ней притча об обязанности христианина «прощать брату согрешения его» под угрозой кары не прощающим в жизни будущей? По-видимому, да. Мы должны признать это, во-первых, потому, что, церковническая вставка относится к иудейскому периоду, тогда как притча о прощении носит уже языческий характер, во-вторых, потому, что моральное содержание притчи гораздо ниже, чем содержание первого отрывка, где Иисус-мессия говорит о «своем» отце небесном» и где ему приписаны слова: «Ангелы их (малых сих) на небесах всегда видят лицо отца моего небесного».