Евангельские мифы

Но если мы даже отнесем появление рассказа ко 2-му веку, то и тогда он останется лишенным всякой биографической достоверности. Ведь этот рассказ рисует Иисуса в виде авторитетного проповедника, совершенно обосновавшегося и признанного в иерусалимском храме; но ведь такое представление об Иисусе резко противоречит даже тому синоптическому образу, который признан школой Вейса. Таким образом, рассказ оказывается частью мессианистического мифа. Ведь и сами христиане признают, что Иисус в данном эпизоде вынес такой приговор, который был по плечу какому-нибудь римскому правителю. Но так уже сильны гипноз и обаяние освященного церковью евангельского предания, что мы переоцениваем оригинальность ценных его элементов и недооцениваем убожество и примитивность его отрицательных сторон. Но как бы ни относиться к моральной идее, заключенной в рассказе о женщине, взятой в прелюбодеянии, нельзя сомневаться в том, что он является доктринальным мифом, поскольку героем его является Иисус Христос».

XLI. Гностические притчи и притчи эзотерические.

Если мы в сообщениях, дошедших до нас из глубокой древности о какой-нибудь личности, которая не оставила никаких письменных следов всей деятельности, обнаруживаем, что ей приписываются двоякого рода моральные воззрения, притом резко между собою расходящиеся, то мы можем не сомневаться, что самые сообщения об этой личности лишены всякой достоверности. А такой именно случай мы имеем с христианским преданием. В евангелиях Иисусу приписываются такие, противоречащие друг другу, высказывания, как Нагорная проповедь и некоторые притчи и изречения, проникнутые отнюдь не духом кротости и смирения. Воззрения человека и его учение могут меняться, во всяком случае, только в течение многих лет. Но ведь Иисус во всех евангелиях изображен, как учитель, проповедовавший не больше двух лет, а обычное предание исчисляет продолжительность его проповеди даже одним лишь годом. Но разве можно поверить утверждениям людей, пытающихся доказать, что различие в характере и духе евангельских поучений и притч обменяется тем, что они относятся к различным периодам проповеднической деятельности Иисуса? Разве можно поверить тому, что какой-нибудь проповедник необыкновенной силы и поразительного таланта в течение каких-нибудь двух лет был сначала учителем, обращавшимся к широкой и открытой аудитории с общедоступным нравственным учением, а затем внезапно превратился в проповедника какого-то оккультного знания?

Противоречие между заветом Иисуса — «приидите ко мне все труждающиеся и обремененные» ,"просите и дастся вам» и его же заверением, что тайна царства небесного достанется только его ученикам, — такое противоречие в тоне ив духе отдельных высказываний Иисуса является результатом не колебаний и перемен в настроениях и воззрениях реального проповедника во плоти и крови, а интерполяторской работы различных школ и сект, глубоко расходившихся между собой в своих религиозных и этических взглядах. Очень нетрудно понять, почему некоторые сектанты, которые отлично знали вражду еврейства к иезуистскому культу, вложили в уста Иисуса учение с суровым духом замкнутости и исключительности.

«Вам дано знать тайны царства небесного, а им не дано. Кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет. Потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют. И сбывается над ними пророчество Исайи». Этот текст является, очевидно, более поздним, чем следующее в том же контексте за учением о тайне царства небесного разъяснение: «И без притчи не говорил им. Да сбудется реченное через пророка, который говорит: отверзу в притчах уста мои». Проповедник, говорящий только притчами для того ли, чтобы «осуществить реченное через пророка» или для того, чтобы быть непонятным, является не живым человеком, а измышлением доктринального мифа.

Притчи с сокровенным значением, приводимые евангелиями, не дают, собственно говоря, ничего. Они темны и лишены всякой нравственной ценности. Тем менее могут они сойти за популярную проповедь.

Всякие мистические проповеди о царстве небесном могли в лучшем случае мистифицировать низшие слои народа, хотел ли этого сам проповедник или нет. А евангельские притчи о царстве небесном отражают лишь мистицизм тех позднейших иезуистских сект, которые считали себя единственными обладателями спасения. Интерполяторы евангелий действовали вслепую, совершенно не замечая, что они своей работой лишают смысла и правдоподобия добрую половину евангелия.