Евангельские мифы

Первым шагом науки в ее критике первоисточников было отделение четвертого евангелия от синоптиков. Основанием для этого послужило теологическое введение к четвертому евангелию, столь расходящееся с духом синоптиков, а также принципиальная разница между синоптическим Иисусом и тем мистическим проповедником, образ которого дан у Иоанна. Поэтический характер многих мест у Иоанна и утонченный пафос, прорывающийся в некоторых местах его рассказа, создали ему особенный успех среди многих читателей с литературным вкусом, которые, кстати сказать, совершенно оставили в стороне менее привлекательные для них черты конкретного проповедника-Иисуса и обратили все свое внимание на мистические обобщения и парения четвертого евангелия.

Также читатели оказывают сильное противодействие методической критике своим упрямством и самоуверенностью. Покойный Арнольд, например, никогда научно не обработавший ни одного евангельского текста, очень быстро разрешил евангельскую проблему, высокомерно объявляя несостоятельными, лишенными всякой вдумчивости, своих оппонентов и восхваляя «тонкое чутье и глубокую проникновенность своих единомышленников». Он просто гильотинировал всю сложную критическую проблему, без всякой аргументации по существу провозглашая какого-нибудь Эвальда выше Бауэра, Ренана и Штрауса[95].

Одним из соображений, на которое ссылается Арнольд, признавая проповеди четвертого евангелия достоверными, является следующее. Один из пояснительных комментариев у Иоанна, а именно VII, 39, показывает, что приведенная выше проповедь Иисуса осталась непонятной для составителя четвертого евангелия, значит, он не мог ее выдумать. Ибо, если «учение» Иисуса «велико и свободно», то комментарий евангелиста «узок и механичен». Но ведь это — чистейший самообман. Арнольд, видимо, никогда не имел представления о том, в каких условиях евангелия редактировались и переписывались. Что касается «узкого и механического» комментария, то он мог быть более поздней интерполяцией, тогда как «великое и свободное» учение могло быть более ранним измышлением составителя первого евангелия или даже какого-нибудь позднейшего публициста. Если мы подвергнем приведенный выше текст специальному анализу, то мы лишний раз убедимся в той произвольности и предвзятости, с которой Арнольд подходит к предмету. В евангелии написано: «В последний же день великого праздника Иисус стоял и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко мне и пей. Кто верует в меня, у того, как сказано в писании, из чрева потекут реки воды живой». Чрезвычайно поучительно видеть, как Арнольд, претендующий на тонкое чутье и глубокую проникновенность, распространяется на счет «сладостной мудрости», заключенной в приведенном тексте. Бессмысленная болтовня, уродливая фразеология, нравственная пустота — все это преображается у Арнольда с его предвзятостью. Арнольд становится подобным мусульманину, который в каждой строчке Корана видит некое откровение. Арнольд, утверждающий, что он подвергает евангелие испытанию на оселке научной мысли и литературного вкуса, на самом деле превращается в подлинного фанатика, забывшего и научную мысль, и литературный вкус.

Если бы про какого-нибудь проповедника или учителя чужого культа сообщалось, что он стоял на площади и произносил речи, подобные вышеприведенной цитате, то и сам Арнольд, как и всякий просвещенный читатель, признал бы, что такое сообщение является мифом, а приписываемая проповеднику речь ни что иное, как продукт узколобого и бесплодного фанатизма. Моральный и интеллектуальный смысл подобных речей побудил Милля, который был убежден в ненормальности нравственных воззрений синоптиков, заявить: «На Востоке было много людей, которые могли натаскать в одну кучу много малоценного идейного материала, как это делали многочисленные восточные секты гностиков». Проповеди четвертого евангелия вынудили даже и Ренана публично признать, что никакой правдоподобной биографии Иисуса по четвертому евангелию написать нельзя. «Эти речи туманны и нескладны, тон их часто неровен и нелеп».

Мы привели эти отзывы для того, чтобы продемонстрировать весь догматизм Арнольда, при чем мы подчеркиваем, что эти отзывы, как бы они ни были правильны, вовсе не отражают взгляда критической школы на четвертое евангелие.