Поначалу он отнесся с подозрением ко всей этой затее, подумав, что это какой-то хитрый способ попытаться выбить из него признание о той ночи, которую он все равно не вспомнил бы.
— Вести дневник очень важно для тебя теперь, это что-то типа журнала твоей жизни, — поспешила тогда объяснить мать. — Таким образом ты избавишься от груза ненужных мыслей и сможешь вернуться к своим воспоминаниям, если снова будет приступ.
Подумав немного, Том перефразировал:
Мой дневник. Запись первая. Я не знаю, с чего начать писать, в голову не приходит ничего …
И снова с раздражением уставился на эти строки. Еще одна вырванная страница полетела на землю.
Мальчик тяжко вздохнул. Шло трудно. Как какая-то там тетрадка вообще поможет ему не сойти с ума? Разве в этом дело? Он свел брови и начал писать:
25 августа, воскресенье.
Ну вот и оно, начало новой жизни. Мы с мамой переехали в новый город, и жизнь здесь уже набирает обороты. Я чувствую, что все меняется. Я сам меняюсь, будто какая-то невидимая рука толкает меня к переменам, которым я не могу противостоять.
Вчера врач сказал, что мое состояние ухудшилось, я потерял сознание два раза, пытаясь вспомнить, что было со мной той ночью, когда с Ханной произошел несчастный случай.
Это не несчастный случай. Я уверен, что Тайлер причастен ко всему этому.
Я думал об этом так долго, что меня снова начало тошнить. Как мне узнать правду и не вызвать припадок?
Мама говорит, что я не думал о последствиях. Но я ведь не могу предсказывать будущее!
Том довольно поставил точку и перечитал написанное. Так было лучше. По крайней мере, стало чуть легче — дневник хотя бы мог слушать молча. Иногда хотелось с кем-то поделиться, с кем-то, кто бы понял, как это тяжело — быть не таким, как все.
Не отдавая себе в этом отчет, Том поднял глаза на окно комнаты Билла. Удивление кольнуло где-то под лопаткой, потому что он заметил фигуру. Кто-то стоял у окна, наблюдая за ним — черные волосы, обрамляли бледное лицо, красная майка казалась ненормально яркой в блеклых, бесцветных сумерках.
Поняв, что его взгляд был перехвачен, соседский мальчишка не стал скрываться. Том даже с такого расстояния увидел, как губ его коснулась слабая улыбка. Друг махнул рукой, показывая, что он заметил направленный на него взгляд.
У Тома появилось неожиданное ощущение, которого не было до этого — он вдруг отчаянно захотел, чтобы Билл спустился сюда. По крайней мере, из всех окружающих именно с ним хотелось поговорить больше всего, ведь он один понимал — как это странно, быть брошенным и одиноким.
Том помахал ему и жестом предложил спуститься. Улыбка Билла чуть померкла. Он обернулся через плечо, словно проверяя, находился ли кто в его комнате. Потом повернулся обратно и провел пальцем по своей шее, чтобы дать понять — сейчас не самое лучшее время для подобных выходок.
Том сделал умоляющее лицо и сложил руки, упрашивая его придумать что-нибудь. Мистер Мёрфи, должно быть, невероятно рассердился, неспроста Билл боялся даже выйти из своей комнаты.
Мальчик еще раз опасливо покосился назад. Затем, опустив плечи, он глянул на Тома и показал ему один палец, как бы говоря, что ему потребуется одна минутка. Том подпрыгнул от нетерпения. Он почувствовал себя шпионом вражеской разведки, который готовился к ответственной вылазке в стан врага.
Билл появился в дверях минут через пять, когда Том практически прилип к забору от нетерпения. Он все это время переминался с ноги на ногу, подозревая, что приятель мог попросту нарваться на Гордона и схлопотать очередную взбучку, но Билл все же вышел, встрепанный и бледный, прихрамывая на правую ногу. Однако, широкая улыбка тут же озарила его лицо, когда он достиг соседа.
— Привет! Как ты? — одновременно спросили они друг у друга.
— Я нормально, расскажи лучше, что было … — снова быстрее, чем пулеметная очередь, в один голос.
Том рассмеялся.
— Билл, давай ты первый.
Младший Мёрфи тоже улыбнулся, немного вымученно и болезненно.
— Со мной все в порядке, — сказал он, поправляя толстовку, которую зачем-то надел перед тем, как выйти. — Получили с Таем по шее как следует, в доме царит атмосфера, как если бы реактор рванул — ходим на цыпочках, так что я не могу долго с тобой стоять…
Том кивнул.
— Знакомая история, меня мама тоже ругала на чем свет стоит, на улице запретили показываться ближайшие лет сто… — проворчал он, вспоминая три чудных дня взаперти.
Билл дернул уголком губы, получилось это у него немного нервно. Друзья помолчали, а затем старший из мальчиков изрек:
— Слушай, это все из-за меня, — сказал Билл, поднимая свои грустные глаза цвета лесного ореха. — Если бы я не придумал все это, тебе бы не попало. Нам всем не попало бы. Если ты не захочешь больше со мной общаться, я пойму. Я уже привык к тому, что я все порчу, как говорит отец.