Ever since we met (СИ)

— Я даже подумать не могла… — начинает она и осекается. Ваня улыбается довольно, снова ее ладошки целует одну за другой.

— Прекрасно себе представляю. Я тоже не мог подумать, что ты поцелуешь меня сама, без того, чтобы тебя провоцировать, и не для ритуала.

— Когда-нибудь ты узнаешь, — шипит Саша, но не сердито, даже с улыбкой, — как сильно я хотела тебя поцеловать все то время, что не хотела убить. Иногда даже хотела и того, и другого сразу.

— Я так бесил?

Она целует его опять вместо ответа, и его снова сносит цунами эмоций. Каждый раз как в первый раз, каждый раз будто это снова прошлый год, когда она его впервые поцеловала. Каждый раз так же невероятно, и так же волшебно, и наверняка так останется и в любой следующий раз, по крайней мере, сейчас ему кажется именно так. Сейчас он хочет ее касаться не меньше, чем тогда, когда это было ему недоступно. Кто бы там ни говорил про сладость запретного плода и пресность доступного, говорил не о нем. Сейчас, когда она не отталкивает, когда он знает, что она его поцелуев хочет не меньше, чем он ее, желание целовать ее не исчезает.

— Ты заставлял меня плакать, — поправляет она, когда от него отрывается, язычок по губам коротко проходится, и на этот раз он тянется, чтобы его своими губами поймать. Саша ускользает легко, боднув его лбом, хмурится наигранно. — Если бы это был кто-то другой, кого я не люблю так, как тебя, я бы его давно прокляла. А вот тебе ничего не грозило, и ты этим нагло пользовался.

— Прежде чем бесить ведьму, надо убедиться, что она тебя любит и не будет проклинать, запомнил, — смеется он, ее к себе прижимая. Она его снова лбом бодает, мол, перестань, но улыбается при этом. Значит, все нормально. — Я мудак, Сань, знаю. Давно надо было сказать, а я боялся.

— Раз боялся, значит, не мудак, — фыркает она, носик смешно морщит. Она растрепанная, и в этом частично и его вина, после таких-то поцелуев, и сложно не потянуться пригладить ее волосы. Сложно не заметить, как она зевок давит.

— Устала?

У нее взгляд виноватый, как у ребенка, пойманного на разрисовывании обоев.

— День был долгим. Сложным.

Выяснения отношений не добавляют бодрости, добавляет он мысленно, потому что чувствует это по себе. Потому что чувствует себя виноватым за то, что устроил это все. На часах уже почти одиннадцать, и она явно проснулась с рассветом, как и он, но день у нее наверняка был насыщеннее. Ей надо поспать. Ему бы, честно говоря, тоже не мешало.

— Пойдешь ко мне спать? — предлагает он. Она глазами хлопает непонимающе на него. — Хочу спать с тобой в обнимку, Сань.

— Давай у меня тогда, — она улыбается, но улыбка ее дрожит. Боится? Чего?

Когда он под одеяло ныряет, чуть не сбив головой висящий на столбике кровати большой ловец снов, и обнимает ее, уже переодевшуюся в свою любимую пижаму, она уже, похоже, не боится. По крайней мере, обнимает его в ответ она так же смело, как он ее, и засыпает быстро, доверчиво к нему прижимаясь. Почти так же она к нему жмется и когда он просыпается, когда вскоре после него открывает сонные глазищи и улыбается. На миг — потом улыбка превращается в болезненную гримасу.

— В чем дело? — вместо «доброе утро», потому что он и так видит, что ни разу оно не доброе. Саша морщится, садясь в кровати, и колени подтягивает к груди.

— Больно, — цедит она. То, что больно ей, и слепой увидит. Нет, Ваня подмечает ее вспыхнувшие щеки и краснеющие ушки, видит, как она напряжена, и как живот обхватывает руками. Он, конечно, не всегда понимает, что видит, и не всегда видит, что надо бы, но это не тот случай. — Ванюш…

— Просто скажи мне, что надо сделать, — он не выдерживает паузу, когда она запинается, и не ждет, чтобы она собралась с мыслями. — Заварить твои травы? Сбегать в магазин? Отнести тебя в душ?

— До душа я и сама дойду, — она посмеивается, и с плеч будто гора сваливается. Раз смеется, значит, не все так плохо. — На баночках написано везде, что в них. Тысячелистник завари и ромашку, пополам. Я приду скоро.

Прежде, чем заварить ей травы, думает Ваня, провожая ее взглядом, неплохо бы перестелить постель, чтобы ей не пришлось делать это потом самой. И, может, ему все-таки стоит съездить в магазин, если ей чего-нибудь захочется.

Ему хочется только чтобы у нее все было хорошо. И если он может с этим ей помочь, он поможет.

========== Глава 31 ==========

Хорошие девочки должны быть сдержанными в своих эмоциях, не только в их проявлении, но и в их ощущении, прочитала как-то раз Саша. Хорошая девочка не будет повышать голос. Хорошая девочка не будет ожидать к себе особого отношения из-за особых обстоятельств. Хорошая девочка не будет, в конце концов, даже позволять себе хотеть чего-то — или кого-то — и будет стыдиться, если это желание, против ее воли, будет ярким и сильным.

Саша, впрочем, еще тогда решила, что ей плевать на то, что там должны хорошие девочки и на что они не имеют права. Она ведьма. Она уже не хорошая девочка, и ни капли не жалеет об этом, и не променяла бы это ни на какую мифическую хорошесть.