К тому же не факт, что эти диванные эксперты, что настрочили когда-то тот длинный текст, позволили бы ей считать себя хорошей сейчас, когда думать связно ей не позволяет Ваня. В принципе, она сама виновата, что полезла целоваться с ним, стоило ему приехать из магазина, даже не разобрав пакеты предварительно и не дав ему переодеться, но это не отменяет ни его губ на ее шее, ни его рук на ее груди под футболкой, ни его бедер, вжимающихся в ее бедра.
— Если твои джинсы лопнут, — шепчет она смешливо, как только получается вдохнуть чуть больше воздуха, как раз достаточно для нескольких слов, — я буду не виновата.
— Если мы друг от друга оторвемся, — шепчет он ей в ответ, — они не лопнут.
Оторваться от него для нее как раз и есть самое сложное. Для него, похоже, это тоже не самая легкая задача. Надо. Когда он отступает на шаг, она спрыгивает со стола, на который он ее усадил почти сразу, и поправляет футболку, прежде чем показать ему язык. Его ладонь проходится по ее бедру едва ощутимым касанием, когда она его огибает, направляясь к пакетам с покупками, что он так и бросил на полу кухни. Ему надо переодеться в домашнее. Ей — покупки разобрать. Овощи в холодильник, мясо в миску, с ним потом приготовить ужин — у всего есть свои места, все зачем-то нужно. В последнем пакете прозрачная пластиковая коробочка с эклерами, которые она его просила купить, и… У Саши щеки вспыхивают неконтролируемо, когда она маленькую квадратную коробочку достает, яркую, в пол-ладони, даже чуть меньше. Сказать, что она не хочет с Ваней не просто спать рядом, было бы наглой ложью, но одно — осознавать свои желания, а другое — стоять посреди кухни с коробочкой презервативов в руках.
Если все будет как обычно, завтра вечером, обещает она себе. Понедельник был днем, когда она проснулась рядом с ним и с кровью на нижнем белье — почти на неделю раньше ожидаемого, но что поделаешь? Сегодня четверг, и завтра утром все должно закончиться. Завтра вечером, повторяет она себе, и почти неощутимый вес коробочки в ее ладони тянет ее не угрожающе или опасно. Без этого нельзя.
— Сань, я… — слышится Ваня из-за плеча. Она разворачивается бездумно, и видит, как алеют его щеки моментально, стоит его взгляду упасть на коробочку в ее руках. — Я, э…
— Хорошо что купил, — договаривает она за него, когда он запинается. Ей и самой неловко об этом говорить — гораздо сложнее, чем целоваться с ним, руками исследуя его тело и позволяя ему делать то же самое. — Возьми. Сам знаешь, пока они не нужны.
— Я надеюсь, — он, похоже, берет себя в руки, и улыбается совсем тепло и спокойно, хотя щеки его все еще красные, — что только пока.
Тут он ее поймал — не то чтобы ее надо было ловить на том, что ей хочется не меньше, чем ему. Коробочку она ему кидает, и он ловит легко, в карман прячет.
— Не в карман, — требует она. — Отнеси куда-нибудь. Не знаю, куда, сам реши. Я тебя жду, поможешь ужин готовить.
Они готовили вместе и вчера, и позавчера, и за день до того — с момента, как проснулись в одной постели. Правда, в первый день она, почти заставленная им, сидела на столе, болтая ногами, пока он мучился с обедом, но во время приготовления ужина не смогла так же спокойно сидеть, и просто отобрала у него нож и принялась за салат. Он тогда ругался, что она перенапрягается, и вообще, и пришлось ему подробно объяснить, что все в порядке, что она не хрустальная, и так далее — вроде понял. Вроде. Сейчас она, не дожидаясь его — мало ли что она там сказала — тоже за готовку берется, и вздрагивает, когда он ее талию обхватывает ладонями, сзади неслышно подойдя.
— Когда я тебя при первой встрече испугал, ты меня ударила, — улыбается он, подбородок у нее на плече устраивая. Она его одаривает преувеличенно-недовольным взглядом — настоящего недовольства в ней ни на грош.
— Ага. Ударила, а потом посмотрела. Жизнь научила.
— А сейчас чего не ударила? — в его голосе слышно веселье. Саша картинно глаза закатывает.
— А ты хочешь?
Он смеется вместо ответа. Она к нему снова спиной поворачивается, прижимается, в щеку его чмокает, прежде чем снова за работу приняться.
— К тому же, — продолжает она, будто и не было паузы, — я знаю, что ты дома. И знаю, что если кто-то, кроме тебя, до меня вот так дотронется без моего разрешения, а разрешаю я только тебе и ребятам, потому что они мои лучшие друзья… так вот, я знаю, что целым и невредимым этот человек отсюда и от тебя не уйдет. А я еще добавлю.
— А Даня?
Вопрос ее врасплох не застает. Они в эти несколько дней о чем только не говорили, когда не целовались, не ели, и не спали. Рано или поздно этот вопрос бы возник все равно.
— Даня, — напоминает она, — магию считал выдумкой, пока я ему не доказала, что она есть. Даже если бы я хотела с ним провести ритуал, я бы после такого не стала. После ритуала я сразу с ним рассталась.
— А до?
— А до, — повторяет она за ним, смотрящим на нее пытливо, — дальше поцелуев не заходило ни разу, потому что мне даже целоваться с ним не очень-то хотелось. Потому что я не согласилась бы с ним встречаться, если бы ты не встречался с Аленой.