Это несложно, это она готова ему повторять хоть без остановки, пока не охрипнет или воздуха не перестанет хватать. Вместо этого Саша улыбается и язык показывает ему.
— Сначала ты.
Он смеется. Почему он смеется?
— Если я начну тебе объяснять, как я тебя люблю, мы тут до завтра просидим. Можно мне обойтись без перечисления причин? Я тебя люблю, Сань.
Еще немного — и это превратится в подобие сопливой мелодрамы из тех, которые она никогда не любила. Нет, не стоит. Саша Ваню обнимает, стоит так, уткнувшись ему в плечо, несколько секунд, потом улыбается, чуть отстранившись, и целует куда-то в скулу.
— Вроде даже не полдня без тебя, а жутко соскучилась, — заявляет она. — Знаешь что? У нас дома почти не осталось продуктов, а я всегда хотела покататься на тележке.
— Намек понят, — Ваня смеется, целует ее в висок ответно. — Прыгай в машину. Готов поспорить, тут где-то был «Перекресток».
«Перекресток» поблизости и правда находится, охранник у входа косится неодобрительно, когда она запрыгивает в тележку, ногами снаружи болтая, но молчит. И на том спасибо. Ваня, команд слушая — командует она уверенно, будто всю жизнь этим и занималась — возит ее по магазину, набирая продукты, на которые она указывает, вручает ей все, чтобы она рядом с собой в тележке положила, разгоняется или тормозит по первому ее требованию — жалеть о своем решении не хочется. Жалко только что раньше она такого не делала. Когда места в тележке и на нее, и на покупки хватать перестает, Саша к Ване руки тянет — он ее достает, идет рядом с ней спокойно, лишь фыркая с того, как она ревностно прижимает к груди огромную коробку любимых медовых хлопьев. Ну а почему бы и не купить, если любимые, да еще и по акции? Тележка заполняется понемногу, и хорошо, что они на машине — на автобусе было бы сложно добираться с этим всем — а на одной из касс чудесным образом никого. Тетенька-кассирша их окидывает взглядом, с нечитаемым выражением лица пробивать покупки начинает, про пакет спросив только полминуты спустя — ей, похоже, все по барабану. Ей бы было, наверное, по барабану, даже если бы Саша сама на ленту села. Вместо этого Саша тянется к полочке, что возле кассы, и коробочку презервативов кидает на ленту. Ваня фыркает смешливо, целует ее в висок, и с хитрым лицом кидает вторую.
Похоже, она зря решила, что сегодня от этой тетеньки эмоций не дождаться. Неодобрение — вполне себе эмоция.
— А вам много не будет? — интересуется тетенька. А ее какое дело? Саша коробочки в руки берет, оглядывает их критически. Много? Ну разве что для тех, кто намерен нарожать в ближайшее время десяток детишек. Она не намерена.
— Спасибо, что уточнили, — побольше холода в голос, чтобы можно было заморозить полгорода, и улыбку одними губами. Под взглядом фирменным, который она отрабатывала на ребятах, а до этого и на одноклассниках, тетеньке некомфортно просто-таки обязано стать. — Ванюш, дай еще пару коробочек, а то вдруг не хватит.
Ржут они в голос только после того, как автоматические двери закрываются за ними — все их самообладание, кажется, ушло на то, чтобы не заржать раньше. Впрочем, лицо кассирши того стоило.
Ради довольного лица тети Иры стоило бы держаться за руки, даже если бы им это не нравилось. Впрочем, не нравилось бы им, и держались бы они наверняка как в детском саду — сейчас их пальцы переплетены, и Ваня большим пальцем тыльную сторону ее ладони легко поглаживает, будто пытается не дать ей забыть, что он рядом. Она и так не забыла бы — не хочет забывать. Улыбается тетя Ира тоже довольно, когда они, ладони так и не расцепив, устраиваются на диванчике в ее гостиной, но хмурится картинно тут же.
— Ванюш, — требует она, — иди-ка ты с Шурой переговори. Найдете о чем. Нам с Сашенькой посекретничать надо. О нашем, ведьминском. Кыш, кыш. Я тебя позову.
Смешно. Ваня, которого выгоняют, как нашкодившего котенка или щенка, от нее нехотя отцепляется, картинно-печальный взгляд на нее бросает, прежде чем за дверью скрыться. Еще бы в лоб поцеловал, как на прощанье, ну серьезно. Саша хихикает беззвучно и ноги поджимает, готовая слушать.
Не готовая к тому, что слышит.
— Надеюсь, вы предохраняетесь? — тетя Ира улыбается хитро, но смотрит совсем не так. Взгляд ее цепкий, будто читает насквозь. Беспокоится? — Нет, если вы планируете становиться родителями…
— Пока не планируем, — открещивается Саша тут же. — Я уж точно. С Ваней мы не говорили на тему детей, но блин, ну рано нам!
— А возмущения-то сколько, — смеется тетя Ира, тоже ноги поджимает, съеживается почти в кресле. — Год назад ты бы возмутилась от моего предположения, что вам вообще есть необходимость предохраняться. Я рада, Сашунь.
— Что мы спим? — не удерживается она. Нет, улыбка тети Иры только шире становится.
— Что ты счастлива, язвочка. Светишься вся. Да и эмоции твои на всю Малаховку вчера вечером были.