Ever since we met (СИ)

— Да Ленку, ну Сань, — Ваня будто правда не понимает, почему у нее голос недоверчиво звучит. — С которой мы в детстве дружили, а потом она начала делать вид, что не знает меня вообще, помнишь? Она уезжала, оказывается, а теперь вернулась. И в нашем универе учится. Я с ней столкнулся случайно, не узнал даже. Она меня узнала, начала что-то затирать, что общее детство, все такое, что из нас вышли бы хорошие друзья…

Саше даже знать не хочется, что могло Лену сподвигнуть на такое поведение и почему она сама себе противоречить начала. Повзрослела? Ей все равно, ей настолько по барабану, что она плечами передергивает, отметая эти мысли. Не до этого. Вопрос более важный — почему она Ваню поцеловала, пусть и в щеку?

На это тоже плевать, понимает она, когда его ладонь замирает на ее затылке. Она все равно имеет больше прав целовать его, она его девушка, он сам ее об этом попросил. Она своим правом нагло пользуется, целует его так, как хочется, будто заявляя всему миру свои права на него и его права на нее.

Когда она находит в себе силы от него отстраниться, он смотрит на нее так, будто не хочет отпускать. Она и сама отпускать его не хочет, знает, ее губы наверняка такие же, как у него, припухшие, и в глазах наверняка те же полубезумные шальные огоньки. Увидь их кто сейчас, не ошибся бы, предположив, что они друг от друга оторваться не могут. Столько времени потеряно зря, как вообще можно после такого вести себя как раньше? Как можно не вести себя, как сейчас? Нет, Саша соврала бы, если бы сказала, что ситуация с Леной ее совсем не волнует — ей это важно. Но не сейчас.

И Ване она доверяет больше, чем, может быть, стоило бы в этой ситуации. Ей все равно, стоит ли, все равно, кто бы что посоветовал — она доверяет. Когда-то Лена решила, что в жизни Вани она не нужна — что Ваня не нужен в ее жизни. Что ж, пусть. За это Саша ей даже благодарна. Кто знает, была бы их дружба такой же крепкой, если бы ей пришлось делить его с кем-то еще?

Решать не ей, конечно, но позволять Лене вернуться в жизнь Вани она не стала бы. Не то чтобы это было ее дело.

— Ты ревнуешь, — констатирует он спокойно, ее ладонь находит, не глядя, своей ладонью, и переплетает их пальцы. Почему он не видел ее насквозь раньше так же хорошо, как видит сейчас? Почему не понял раньше, как важен ей? Сейчас они вместе, сейчас он угадывает ее эмоции в точности — или просто понимает их? — но почему сейчас, а не раньше? Где это раньше было-то? В ней нет обиды на него — на кого угодно, но не на него. На вселенную, на судьбу, но не на него. Разве он виноват, что ошибался?

Не больше, чем она в том же. Ошибались ведь они оба.

— Ревную, — соглашается она. Разве есть смысл скрывать? — Ты и так уже знаешь же, Ванюш.

— Почему?

Вопрос застает ее врасплох. Почему она ревнует? Не доверяет Ване? Доверяет ведь, целиком и полностью. Тогда в чем дело? В ее собственной неуверенности в себе, подкидывает ей ответ ее собственный мозг. В том, что она не верит, что это надолго. Что он не найдет себе другую, лучше нее. Разве не сможет? Разве некого?

— Ты боишься, что я тебя брошу, — вздыхает он, ладонь ее сжимает легко, коротко, будто напоминая, что он тут, рядом. — Сань, ну серьезно. Я похож на идиота?

— Почему на идиота сразу? — беспомощно пытается оправдаться она. Он улыбается широко, мягко, так, как только он умеет. Так, как не улыбался своим друзьям ни разу из всех тех, когда она видела.

— Потому что надо быть идиотом, чтобы с тобой расстаться, — поясняет он таким тоном, будто это само собой разумеется. — И если ты сейчас хотела сказать про Даню, не надо. Он реально идиот.

— Я вообще про него не хотела говорить, — фыркает она, смеется. Напряжение тает потихоньку, не лопается мыльным пузырем. — Он мне даже не пытался написать или позвонить с тех пор, кстати. Я боялась, что он начнет себя вести как в тех историях в интернете, а он вообще забил на все, как будто меня и не было. Что с ним, не знаешь?

— Без понятия, — безмятежно отзывается Ваня. — Мы с ним кроме как по учебе не разговариваем с тех пор, как я ему морду разбил.

— Ты ему что?

Все мысли куда-то пропадают. Что вообще могло заставить Ваню подраться? Да еще и выглядеть спокойным и почти довольным, когда он говорит об этом — ну что могло пойти не так? Что могло заставить его так себя повести? Саша без понятия, она не просто не понимает, но даже не уверена, что сможет понять в ближайшее время. Хочет ли? Хочет.

— Я ему морду разбил, — повторяет Ваня, медленнее, как для ребенка. — Он тебя оскорбил, Сань. Причем когда тебя рядом не было, чтобы ты могла ему ответить. Будь ты рядом, он бы наверняка не рискнул что-то сказать, он же знает, что ты ведьма. А так он херню нести начал. Я ему и врезал. Он сказал, что я ебанутый, и с тех пор мы не разговариваем.

— Ты реально ебанутый, — она смеется, тянет его к себе, чтобы в губы чмокнуть легко. — За это я тебя и люблю.

Он ее запястье второе ловит, к губам подносит, и это чуть ли не интимнее, чем их поцелуи.

— Скажи еще раз, — требует он. Смешной.

— Что?

— Что любишь.