Everything I am

Я спущусь вечером в подземелья.

* * *

После уроков Гермиона нерешительно предлагает направиться в библиотеку. Хмурый Рон стоит за ее плечом, наверное, получив четкие указания помириться со мной при первой представившейся возможности.

Не сейчас. Мне откровенно не хочется выяснять отношения — к тому же в ситуации, где каждый все равно останется при своем мнении. Мнение Рона всегда много значило для меня — но в последние несколько недель что-то переменилось между нами. Ушло безоглядное доверие, прежняя легкость разговоров теперь кажется невозможной. По-моему, в этом не только моя вина. Мне хочется думать, что не только.

Я вежливо отклоняю гермионино предложение и поднимаюсь в гриффиндорскую башню, чтобы выложить учебники. Оставляю увесистый том по Чарам — такой, что сумка оттягивает плечо, скатку мантии-невидимки и конспекты лекций Флитвика.

Снейп однажды поймал нас выходящими из Хогвартса с книгами в руках — и недолго думая оштрафовал Гриффиндор на энное количество баллов «за вынос литературы с территории школы». Мы больше не попадались ему, да и едва ли меня ждала бы сейчас потеря баллов, увидь он меня под платаном изучающим учебник… Ну или ждала бы, но не в прежнем объеме… Но в любом случае мы решили, что береженого Бог бережет, и с тех пор носим книги в сумках, когда идем заниматься на природе.

Я спускаюсь по лестнице на первый этаж, минуя нескольких дурмштранговцев, увлеченно обсуждающих что-то вполголоса. Их красные мантии до сих пор выглядят непривычно в стенах Хогвартса, и я машинально задерживаю на них взгляд. Это, кажется, студенты из обеих групп — и те, кого направили учиться в Рэйвенкло, и принадлежащие к Слизерину. Гербы на мантиях последних говорят сами за себя. Им там понравилось.

Интересно, Малфой не завел себе новых дружков среди этих хмурых северян? Болгары, сербы, немцы — все они говорят по-английски с акцентом и, как правило, происходят из чистокровных семей. Несмотря на замкнутость новичков, уже на второй вечер Хогвартс знал о них почти все. Кто-то где-то подслушал, кто-то куда-то подсмотрел… Братья Уизли, конечно, закончили школу, но им подросла достойная смена.

Компания аристократов могла бы подойти Малфою, только едва ли они захотят иметь с ним дело. Французская кровь дала ему изящную внешность и налет лоска, но не чутье на выгодные связи. И не вежливые манеры. Когда Малфой говорит, всегда возникает ощущение, что он или издевается, или лебезит. Смотря кто перед ним. Третьего варианта нет.

Забавно — от этой мысли я слегка сбавляю шаг — я начал находить внешность Малфоя изящной? Удивительное дело. Раньше он всегда казался мне прилизанным и бесцветным. И внушал ненависть — такую сильную, что руки чесались свернуть ему шею в первом же темном углу.

А сейчас это горячее желание прошло. Осталось презрение и твердое знание того, что этот парень — сын моего главного врага после Волдеморта. И по существу мой враг тоже, поскольку после заточения отца в Азкабан Малфой обещал, что мне это с рук не сойдет. Избирательность памяти Дамблдора позволила ему забыть этот инцидент — если он вообще знал о нем. Хотя обычно директор знает все, что происходит в школе.

Малфой по-прежнему учится в Хогвартсе — то ли испытательный срок, то ли проверка доверием. Когда-то она сработала — и у Ордена Феникса появился верный шпион в лагере противника. Северус Снейп. Но это разные ситуации. Разные! И то, что Малфой предаст при первой возможности, для меня непреложный факт. Это не паранойя, не детская неприязнь — это знание, которое нельзя объяснить логически. И потому я помню — помню каждый его взгляд, каждый жест и каждое слово, чтобы он не смог ударить меня, когда я зазеваюсь. Такие как Малфой не выходят на честный поединок. Они бьют из-за угла и в спину.

Каждый жест и каждое слово… «Ненавидеть можно равного, — вспоминается мне манерно-растянутая речь, — довольно и того, что его по какой-то необъяснимой причине Снейп давно милует… А когда дело касается моего декана…»

Я сбегаю по ступеням и направляюсь к озеру, в обход хижины Хагрида, позволяя мыслям вертеться вокруг того подслушанного разговора.

Малфой не считает меня равным. Я его тоже. Только он исходит из того, что я, чистокровный маг по рождению, провел детство как магглорожденный и вожусь «с кем попало»… что еще может он мне вменить? А я полагаю, мы неравны потому, что у нас разные стороны и, черт возьми, несколько разнится уровень значимости. Конечно, Малфой слышал о пророчестве, наверняка слышал — от отца, или из общих сплетен, или откуда еще. Но точный смысл известен среди школьников только нашему трио — пусть и полураспавшемуся. Остальные довольствуются догадками, и Драко Малфой не исключение. Знай он, что мне предстоит убийство того, кого его отец почитал за сюзерена… Должно быть, попробовал бы совершить маленький подвиг и придушить меня подушкой. Или струсил бы?