Everything I am

— Так ты точно уверен? Может, это вечное гриффиндорское рвение, и тебе попросту мерещится на пустом месте?

— Малфой, если хочешь, чтобы мы договорились, давай ты для начала будешь мне верить. Да, я уверен. Другого объяснения просто не существует.

— Забавно, — тянет Малфой, проверяя, гладко ли лежат уложенные волосы, — забавно и весьма… занятно. Ладно. Считай, что договорились. Только учти, если эта информация окажется липовой…

— Я готов ее засвидетельствовать.

— А какие у тебя доказательства?

Симус говорит что-то сбивчивым полушепотом, но они уходят, и передо мной вновь встает дилемма.

Пойти следом и выяснить, какую пакость собираются совершить два моих главных недруга, которые, похоже, все-таки нашли, на чем снюхаться — и опоздать на легилименцию. Без уважительной причины. Неизвестно на сколько. А Снейп и так не горел желанием меня обучать…

Или идти туда, куда пришел — поскольку время… так… время без двух минут семь.

Я колеблюсь, но недолго.

В конечном итоге, что бы ни придумали на пару Финниган и Малфой, это все равно выплывет на поверхность. Хотя может, конечно, оказаться, что их идея касается меня, а узнаю я об этом в каком-нибудь тихом месте, куда меня притащат, чтобы устроить «тёмную». Ну что ж, если и так, пусть попробуют.

А вот если Снейп откажется учить меня, сказав, что ему надоела моя необязательность, от этого пострадает не только волшебный мир, который получит не до конца подготовленного Гарри Поттера. Но и я сам.

Я зажимаю в кулаке полу мантии, чтобы не соскользнула, и стучусь в кабинет.

* * *

— Войдите. — Он как всегда не удостаивает меня взглядом, пока я вхожу в кабинет и запираю на задвижку дверь. Покончив с этим, я поворачиваюсь спиной, чтобы стянуть мантию-невидимку и пристроить на стул вместе с сумкой. Когда я оборачиваюсь, Снейп следит за мной с оттенком удивления:

— Конспирировались по пути от шпионов, Поттер?

— Не без этого, — усмехаюсь я в ответ и подхожу к столу, отметив, что перед ним стоит еще один неизвестно откуда взявшийся стул. Наверное, чтобы тот, от дверей, не таскать туда-сюда. Такое впечатление, что каждый предмет знает свое место и не отвлекает хозяина от работы или размышлений. Единственный, кто вносит сюда хаос и беспорядок — это я.

Я вздыхаю и бросаю взгляд на часы. Ровно.

Снейп замечает мое движение, вскидывает бровь и смотрит на стену у меня за спиной, где висят часы. Массивный маятник ходит бесшумно, тиканья тоже не слышно, но я знаю, что эти часы никогда не стоят. Сколько раз я здесь ни был, они показывали время верно до секунды.

— Вы точны сегодня. На улице дождь?

Вопрос задан бесстрастным тоном, но я сдерживаю желание рассмеяться. Не знаю, с каких пор я понимаю его шутки, и никогда нет гарантии, что на ответную шутку не получишь взыскания на неделю вперед, но…

Я нарочито моргаю пару раз, а потом невинно говорю:

— Нет, сэр, с обеда светит солнце. А к чему вы спросили?

— Ваша пунктуальность внушает мне опасения.

— Я так безнадежен?

Он хмыкает:

— Просветления случаются. Но редко.

— Я работаю над этим, сэр, — только не рассмеяться.

— Вы хотите внушить мне ложную надежду? Полно, мистер Поттер, — Снейп откидывается на спинку стула, — не стоит, уверяю вас. Лучше скажите, как вы себя чувствуете.

Глаза внимательно изучают мое лицо. Вот же черт. Что он заметил?

— Нормально, сэр.

— Поттер, вы еще не поняли, что мне лучше не врать?

Я хмурюсь, не пытаясь скрыть досады и удивления:

— Профессор, я действительно не понимаю, о чем вы хотите услышать. Я готовлюсь к экзаменам, готовлюсь к вашим занятиям, очищаю сознание перед сном… даже днем иногда…

— Для чего вам понадобилось делать это днем?

Он пристукивает по столу, а я думаю, надо же было так глупо проколоться. Ему стоит работать допросчиком. Под этим взглядом я теряю чувство… меры.

— Поттер, не заставляйте меня в очередной раз вытягивать из вас информацию. Ваши красные глаза и задерганный вид говорят гораздо больше, чем вам хочется. Увы, даже мне не кажется, что это работа на публику. Вы скверно выглядите.

— У меня шрам болит, — говорю я тихо, поднимая глаза. Если он видит, какой прок притворяться. А главное, я испытываю какое-то ненормальное чувство облегчения. Когда я ухожу из его кабинета, я ненавижу за то, что так себя веду, и себя, и его. В который раз напомнив себе, что нас связывает только мой долг и взаимное желание, я пытаюсь придать лицу непроницаемое выражение. Снейп отмахивается от него, как от мухи. Длиннопалая ладонь отодвигает волосы с моего лба, проводит по зигзагу молнии:

— Как именно вам больно?

— Не знаю, — честно отвечаю я, — не могу объяснить… Как будто тут с нажимом водят чем-то очень горячим, а внизу, — я поднимаю руку, чтобы показать, где именно, и наши пальцы встречаются, — вот здесь — как будто еще и тянут.

Снейп внимательно смотрит на полоску темно-розового рубца и задумчиво прослеживает его подушечкой большого пальца. Даже если потом я прокляну себя за слабость, я закрываю глаза.

— У тебя осталась мазь, которую я тебе давал?

Я, наверное, покраснел бы, встреться сейчас с ним глазами, поэтому благоразумно держу их закрытыми: