Everything I am

Я молча киваю, потом всем телом подаюсь вперед и опираюсь на подлокотники. Вставать я не пытаюсь — это лишний расход сил, но пока сижу, их достаточно. Дамблдор переводит взгляд с меня на Рона и обратно. Я несколько секунд сохраняю неподвижность, а потом откидываюсь обратно на спинку.

— Сэр, — даже этому он меня научил. Быть ровно-вежливым, когда внутри все кипит от подавляемой злости. Или ярости. — Сэр, я думаю, что сегодня на повестке дня есть более важные вещи, чем орден Мерлина. И они требуют разрешения. Вы не согласны?

Дамблдор впервые за все время смотрит мне в глаза — и я со злорадным удовлетворением ставлю на пути его легилименторского взгляда Зеркало. Несколько секунд проходит в тишине — а потом с хрустом разлетается вторая чашка. Дамблдор не обращает на это ровным счетом никакого внимания. Я тоже. Мы меряемся взглядами — и он первым опускает веки.

— Гарри, прекрати бить посуду, — со смешком бормочет Рон. Как будто я это специально. Все, чего мне хочется, это щелкнуть пальцами — и тут балюстрада обвалится. Но я же себя контролирую. Чашки — это только отголоски того, что могло бы быть.

Хогвартс — мой дом, напоминаю я себе. И Дамблдор никогда не был моим врагом. Я вполне мирился с тем, что не могу жить нормальной жизнью, что по рукам и ногам связан своим предназначением, суть которого именно он, кстати, мне и открыл. Теперь, когда предназначения нет, можно избавиться от всех, кто напоминает о тяжелом прошлом? Не я ли буду следующим? Герой больше не нужен, поведение героя не вписывается в общественную мораль… Да и бывают ли герои-геи?

— О чем именно ты хочешь поговорить, Гарри? — сдержанно произносит наконец директор. Совсем не так тепло, как пять минут назад осведомлялся о самочувствии.

— Вы знаете, — отвечаю я вибрирующим от напряжения и решимости голосом. — О профессоре Снейпе.

Если я и ждал какой-то реакции на свои слова, мне приходится разочароваться. Дамблдор не вздрагивает, не делает удивленного лица, не пытается ничего сказать. Он лишь переплетает узловатые пальцы и откидывается в кресле — как я только что. Минута проходит в тишине — я прислушиваюсь к тиканью часов и перешептыванию портретов. Не выдержав этого шума — пусть еле слышного, наверное, барабанные перепонки пострадали, мне все обрывки реплик кажутся громкими — я оборачиваюсь и обвожу взглядом стены:

— Здесь аудиенция, а не прием, господа. Можно нам с профессором Дамблдором поговорить один на один? — Мой голос перекрывает их болтовню, и бывшие директора в негодовании таращатся на нас, а потом:

— Мистер Поттер, даже положение победителя не дает вам права…

— Мы всегда присутствуем…

— Не забывайтесь, юноша, мы много старше вас…

— Тихо, — я не повышаю голоса, но не слышу больше за спиной дыхания застывшего Рона. — Я же попросил. Я хочу поговорить с директором наедине. Или хоть замолчите все. Второй раз просить не буду, я прекрасно владею Incendio.

Из дальнего правого угла доносится смех. Я присматриваюсь и узнаю его — того слизеринца, который появлялся на пятом курсе в портретном проеме в доме на Гриммаулд Плейс, велев никуда мне не уходить. Один из Блэков. Не помню имени, но киваю ему, как старому знакомому, и он кивает в ответ. Вот теперь и правда становится тихо. Я поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Дамблдором. Если кто и выглядит здесь невозмутимым, так это он. И я сам, наверное, но внешнее хладнокровие дорого дается, внутри все кипит.

— Так что ты хочешь обсудить, касающееся профессора Снейпа, Гарри? — осведомляется Дамблдор как ни в чем не бывало.

— По каким соображениям вы собирались его уволить, сэр, — я вежливо склоняю голову набок.

— Я не собирался, Гарри. К сожалению, это решение уже принято, а профессор Снейп практически собрал свои вещи. Сегодня он присылал домового эльфа сказать, что через пару дней освободит комнаты, — Дамблдор сочувственно улыбается, я отвечаю такой же официальной улыбкой:

— Что ж, я думаю, мы можем пересмотреть это решение, не правда ли?

Рон сдавленно хмыкает за моей спиной. Ну да — он не сиживал в этом кабинете, слушая о том, какая роль отводится некоему Гарри — ах, этому бедному мальчику — в грядущей мясорубке. Не подавал реплик и никогда не возражал главе школы. А у меня есть навыки.

— Пересмотреть?

— Только прошу вас, сэр, не стоит делать вид, что не слышали, — я утомленно опираюсь подбородком на ладонь. — Я никуда не уйду отсюда, пока вы не отмените этого решения. Потому что оно несправедливо, и вы это знаете.

— Гарри, — почти по слогам произносит директор, — ты не можешь изменить устав школы и нормы нашего общества. Ты же отдаешь себе отчет в том, что то, чем… что вы делали с профессором Снейпом наедине, противозаконно. Я не думал, что понадобится вести с тобой разъяснительную беседу — мне казалось, ты достаточно взрослый, чтобы понимать. Разумеется, тебе ничего не будет — об этом можешь не беспокоиться…

— А я и не беспокоюсь, — вставляю я, — хотя было бы забавно.

Дамблдор на мгновение запинается, и я с интересом слежу, как он подбирает слова: