Евгений Евтушенко. Все стихи

Туманны Патриаршие пруды.
Мир их теней загадочен и ломок,
и голубые отраженья лодок
видны на темной зелени воды.
Белеют лица в сквере по углам.
Сопя, ползет машина поливная,
смывая пыль с асфальта и давая
возможность отражения огням.
Скользит велосипед мой в полумгле.
Уж скоро два, а мне еще не спится,
и прилипают листья к мокрым спицам,
и холодеют руки на руле.
Вот этот дом, который так знаком!
Мне смотрят в душу пристально и долго
на белом полукружье номер дома
и лампочка под синим козырьком.
Я спрыгиваю тихо у ворот.
Здесь женщина живет — теперь уж с мужем
и дочкою, но что-то ее мучит
и что-то спать ей ночью не дает.
И видится ей то же, что и мне:
вечерний лес, больших теней смещенье,
и ландышей неверное свеченье,
взошедших из расщелины на пне,
и дальнее страдание гармошек,
и смех, и платье в беленький горошек,
вновь смех и все другое, из чего
у нас не получилось ничего…
Она ко мне приходит иногда:
«Я мимо шла. Я только на минуту», —
но мне в глаза не смотрит почему-то
от странного какого-то стыда.
И исчезают вновь ее следы…

Вот эта повесть, ясная не очень.

Она туманна, как осенней ночью
туманны Патриаршие пруды.

1957

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Пахнет засолами…

В. Бокову

Пахнет засолами,
пахнет молоком.
Ягоды засохлые
в сене молодом.

Я лежу,

    чего-то жду
каждою кровинкой,
в темном небе
           звезду
шевелю травинкой.

Все забыл,

     все забыл,
будто напахался, —
с кем дружил,
        кого любил,
над кем надсмехался.

В небе звездно и черно.

Ночь хорошая.
Я не знаю ничего,
ничегошеньки.

Баловали меня,

а я —
      как небалованный,
целовали меня,
а я —
     как нецелованный.

1956

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Певица

Маленький занавес поднят.
В зале движенье и шум.
Ты выступаешь сегодня
в кинотеатре «Форум».

Выглядишь раненой птицей,

в перышках пули тая.
Стать вестибюльной певицей —
это Победа твоя?

Здесь фронтовые песни

слушают невсерьез.
Самое страшное, если
даже не будет слез.

Хочешь растрогать? Не пробуй…

Здесь кинопублика вся
с пивом жует бутерброды,
ждет, чтоб сеанс начался.

Публика не понимает

что ты поешь, почему,
и заодно принимает
музыку и ветчину.

А на экране фраки,

сытых красоток страна,
будто победа — враки,
или не наша она.

Эти трофейные фильмы

свергшиеся, как с небес,
так же смотрели умильно
дяденьки из СС.

Нас не освободили.

Преподнесли урок.
В этой войне победили
ноги Марики Рокк.

1951

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Письмо в Париж

Когда мы в Россию вернемся?

Г. Адамович