Евгений Харитонов. Поэтика подполья

И здесь нужно отметить, что, согласно Харитонову, главным качеством советского гея (качеством, которым сполна обладал и убитый Волков) является слабость. Это убеждение расположено в русле вполне определенной (и довольно специфической) традиции истолкования мужской гомосексуальности в России – восходящей к рассуждениям Василия Розанова о «мужедевах» и мыслям Павла Флоренского о «гипомужчинах». Следуя такой традиции, Харитонов описывает советских геев как жеманных, манерных и слабых существ. Мотив любви именно к слабым мальчикам проходит через всю харитоновскую прозу: «Я люблю тебя слабого» (52), «А я тебя люблю что ты слабый и бездарный» (253), «Слабые мальчики (и девочки), распустите, пожалуйста, слух, что я тиран. И я вас буду любить» (309). И если в США к концу 1970-х годов формируются брутальные гей-субкультуры chabs и bears, то советские гомосексуалы в текстах Харитонова намеренно идентифицируют себя как «слабый пол»: «У всех клички, та Джульета, та какая-нибудь Жаклин» (290), «Он научил меня откликаться только на женское имя. И в душе и в теле сознавать себя ею» (ЗЮ), «Ну который представляет себя женщиной ему-то еще ладно, а который за мущину» (242). Недаром харьковские геи, упоминаемые Харитоновым, пьют «так называемый слабенький» кофе (243). Недаром гомоэротическое влечение Харитонов понимает как возможность «поддаться слабости влюбляться в самих себя» (312). И недаром он убежден, что в любых «сильных» манифестациях гомосексуальности нет никакого смысла («Западный закон позволяет нашим цветам открытые встречи, прямой показ нас в художестве, клубы, сходки и заявления прав – но каких? и на что?» [314]).

Эта принципиальная слабость всех советских геев имеет довольно неожиданное следствие – несчастную любовь. «Слабые мальчики» мечтают о сильном мужчине, однако претендующий на их внимание Харитонов вовсе не чувствует себя сильным.

Ровно наоборот – он тоже очень слаб.

Генезис своей слабости Харитонов возводит (в довольно физиологическом ключе) к раннему детству, когда родители вынуждены были отправить его в Сталинск: «Его вскормили на искусственном молоке. На простом материнском молоке желудочек закаляется, а искусственное усваивается без усилий и разнеживает. И впредь он просит одну слабую нежную еду. Он уже не станет жить в походных условиях и легко расклеится при любом вмешательстве жизни в его теплицу» (181). Харитонов, действительно, плохо развит физически; в частности, одна из двух троек в его школьном аттестате – по физкультуре[584]. Мотивы физической слабости регулярно возникают в харитоновских текстах: «Да, надо было что-то когда-то в каком-то возрасте преодолеть, залезть на брусья, не побояться сорваться» (305), «Мой пониженный жизненный тонус заметил еще С. в 1961 г. Так что же говорить о теперь. И это складывалось и в школе на физкультуре и в координации» (298), «Для жизни не хватало ритма и сил» (294). Помимо физических кондиций, слабость проявляется и в харитоновской излишней деликатности («я боюсь фамильярности потому что страшно боюсь ответить на возможную грубость» [261]), и в периодических приступах ипохондрии («Вчера как-то странно тянуло яйцо и это могло быть началом рака или туберк. яичка, но все ушло» [245]), и даже в том, что Харитонов почти не употребляет крепких напитков[585].

Здесь нужно отметить, что во внешности и в поведении самого Харитонова никогда не было ничего подчеркнуто женского или жеманного[586]; речь, скорее, идет о некоем его внутреннем самочувствии. Но именно потому, что он слаб, что зачастую ощущает себя почти как девушка («Я кисейная барышня» [245]), Харитонов обречен на неудачу в любви. В том числе об этом рассказывает нам «Духовка», где главному герою просто не хватает сил, чтобы сопровождать Мишу: «[Миша] Предложил сплавать на остров, для меня будет пределом туда и обратно. Я вида не показал, там посидели немного, он сразу хотел назад, я предложил посушиться, последние метры я с большим трудом» (23), «Я устал, остров и столько за день ходил, больше решил туда не идти» (24), «Он еще звал на остров, но у меня память свежа, как я тогда устал; и там был подъем, а тут холодно; он думает, я как он, пусть без разрядов» (27). Об этом и множество других зарисовок (посвященных капризным слабым мальчикам, ищущим сильного мужественного партнера): «Я слабый как и вы, а вы можете до умопомрачения только с полнокровным крепким молодым человеком» (90), «Но эти слезы и слабость, чего вам так хочется в минуты любви, и убивают любовь к вам» (105).