Евгений Онегин

In house-keeping he was best Arid any problems put to test:	И был глубокой эконом, То есть умел судить о том,
Of how state itself enriches, And how lives, which way and why	Как государство богатеет, И чем живет, и почему
Without gold can revive While simple product is its richness:	Не нужно золота ему, Когда простой продукт имеет.
His father didn't understand Arid put in pledge the whole land,	Отец понять его не мог И земли отдавал в залог.
YIII	VIII
To tell you all, what he had known, I haven't any time at all.	Всего, что знал еще Евгений, Пересказать мне недосуг;
His genius was unique, alone, He knew of something best of all,	Но в чем он истинный был гений, Что знал он тверже всех наук,
Which was for him from time of childhood Like work and torment, was delightful,	Что было для него измлада И труд, и мука, и отрада,
Which pressed his spirits all the way And kept his laziness for day, -	Что занимало целый день Его тоскующую лень, -
It was the art of tender passion, By Nazon brightly glorified.	Была наука страсти нежной, Которую воспел Назон,
But Nazon was by world denied And suffered past rebellious session:	За что страдальцем кончил он Свой век блестящий и мятежный
Moldavia, that's far away From Italy, was end of way.	В Молдавии, в глуши степей, Вдали Италии своей.
IX	IX
....................... □....................... □.......................
X	X
From early times he was dissembling, Some hidden hope he could leave,	Как рано мог он лицемерить, Таить надежду, ревновать,
He pined away, he was dissuading, Was dull and jealous, made believe;	Разуверять, заставить верить, Казаться мрачным, изнывать,
Could come such proud or obedient, Could be attentive or indifferent;	Являться гордым и послушным, Внимательным иль равнодушным!
Was languishing and taciturn, Eloquent ardently in turn;	Как томно был он молчалив, Как пламенно красноречив,
In hearty letter, as its sender, He was slipshod.	В сердечных письмах как небрежен!
For all of that	Одним дыша, одно любя,
Of own life he could forget!	Как он умел забыть себя!
His look was always quick and tender,	Как взор его был быстр и нежен,
Was impudent and shy; sometimes Could show how tear shines,	Стыдлив и дерзок, а порой Блистал послушною слезой!
XI	XI