Аинке не хотелось выходить замуж. Ничего хорошего не приносит это девушке. Все ее подруги замуж вышли и что же – плакали, не раз к родителям прибегали, да те всегда назад к мужьям возвращали их, а мужья потом с еще большим ожесточением избивали.
«Выйду замуж, – думала Аинка, – и меня каждый день избивать будут». – Даже дрожала от этой мысли и на женихов готова была броситься с ножом или копьем. «Почему с женами всегда кулаками разговаривают мужья, ведь у них, как и у других людей, тоже рты есть? Но для ругани, наверное, только предназначены. Зачем, мне муж? – думала. – Лучше сама охотиться буду, зверя добывать, помогать родителям. А если замуж выйду, то наверное, за искалеченного – без рук, лишь бы не бил меня».
– Отказала! – крякнул Кыкват. Ему вспомнилось, как приезжали в селение веселые, с красными лоснящимися лицами юноши – сыновья важных родителей, а утром уезжали тихо, тайком, пряча глаза от жителей, как не подобает уезжать таким юношам. Женихам разве отказывают?
Девушка так и съежилась за стенкой шатра.
– Аинка красивая, – продолжал шаман. – Даже важный человек может взять ее… третьей женой. Хорошая третья жена будет.
– Она и первой не хочет! – засмеялась Лайнэ. – Вон приходил Амек, хотел взять ее третьей женой, сразу отказала. Важный человек. Хорошо кормил бы ее, хорошо одевал бы.
– Почему отказала? – удивился шаман. Значит, Амек все-таки вчера приходил свататься к Аинке, но ничего не сказал ему. Хитрец…
– Говорит, обеих жен бьет, значит, и ее, третью жену, тоже бить будет.
– Для того жена и предназначена, – глубокомысленно заметил шаман. – Собак тоже бьют, чтобы слушались, тогда хорошо нарту тянут.
«Не собака я!» – хотела крикнуть Аинка, но закусила губу. А шаман продолжал:
– Заставить надо.
– Раньше могла заставить, а теперь старая стала, слабая. Что хочет, то и делает она.
Забыв про поясницу, Кыкват дернулся от возмущения – как это не слушает старших! – но сзади кто-то словно вонзил в него когти. «Ох!» – вскрикнул он и согнулся пополам. Лайнэ испуганно смотрела на него. Из шатра донеслось: «Ох!» – Это был слабый голос Татая.
– Посмотри, посмотри скорее на спину, кто сидит там? – прохрипел шаман. Лайнэ со страхом обошла вокруг него.
– Никого нет, не вижу.
– Вот какая злая и могущественная болезнь – даже не видно ее! – Кыкват стоял согнувшись, потом решил: – Лучше уйду отсюда, иначе самого съедят болезни.
– Пропали мы, совсем пропали! – Лайнэ метнулась в шатер, вернулась со связкой шкурок и торопливо стала развязывать ее дрожащими руками, – Бери песцов!
Кыкват, стоя на четвереньках, невольно покосился на шкурки. Хорошо выделанные – мех так и струится при каждом движении, на шерстинках будто капли сверкают.
– Не надо песцов, – мотнул он головой. – Зачем они мне?
– Ты сказал: отдай песцов, – растерялась Лайнэ. – Почему сначала одно говоришь, а потом другое?
Шаман, глядя в землю, упрямо бубнил:
– Разве мало у меня песцов? Все несут. И песцов, и лисиц, и росомах. Бери, говорят, только вылечи от болезней. Научи правильно думать, правильно поступать… Не нужны. Наверное, облезлые они у тебя? – Он повторил сердито: – Аинку надо отдать старшине третьей женой.
– Как ее отдашь? – не поняла Лайнэ, – Видишь: непослушная она.
Пожалуй, не уйдут болезни… – прохрипел Кыкват. И добавил с возмущением: – Раньше молодежь не знала такого: непослушной быть.
– Как это – не уйдут? – встревожилась Лайнэ и, тоже нагнувшись, заглянула в его лицо. – Ты сказал: все болезни тебя боятся. Почему не прогонишь их?
Он повернул налитое кровью лицо:
– Если Аинка согласится женой Амека стать, попрошу Сверху Сидящего. А если не согласится, как буду просить я за непослушную? Ох!
– Как заставлю ее?
Кыкват вспомнил о дурманящем, порошке из сухого мухомора.
– Снадобье дам тебе. Выпьет она, после этого все, что скажешь ей, делать будет.
– Какое хорошее снадобье! – расплылась в улыбке Лайнэ. – Хорошо бы всем такое иметь. Все бы друг друга слушались!
– Ге! Только у меня есть такое снадобье, – расправил было спину Кыкват, но тут же клюнул носом прямо в сугроб! – Хе!
Из шатра донесся стон. Татай позвал жену. Встревожившись, Лайнэ убежала.
– Что такое? – шаман торопливо щупал поясницу. – Совсем ничего не чувствую, онемело… – он согнулся еще ниже. – Так лучше.
В это время послышался скрип снега под чьими-то торбасами.
Не доезжая до своего селения, Яри встретила Камыснапа. Сначала встревожились медведи, свирепо зарычали. Потом со следа Айвана в сторону шарахнулись – будто ветром сдуло их, и в глубоком снегу забарахтались. Что такое? Яри привстала.
Навстречу, неторопливо переваливаясь, шел приземистый человечек на кривых ногах. Злые змеиные глазки, поблескивая, смотрели с молотоподобной головы, на растопыренных руках пошевеливаются крабьи клешни, большие и маленькие.
Яри вгляделась, и душа ее замерла. «Конец пришел! – равнодушно подумала. – Рэккены за мной Камыснапа послали…»