Евграф Федоров

…Юлии Герасимовне шел уже девятый десяток. Силы совсем ее оставили, а разум оставался ясным; она стыдилась своей беспомощности и того, что организм ей не подчиняется, и она к нему пристроиться уже никак не может; что она сама, какою себя сознавала, и та машина, что в ней еще продолжала действовать, подавать кровь и прогонять соки и пищу, — они работают разную работу, по разным режимам. Ей хотелось умереть; давно уж она об этом говорила, но ей никто не верил. И богу об этом молилась. А сына Евгения умоляла (они жили тогда еще в Казани) перевестись в Петербург. Она не хотела, чтобы ее похоронили в Казани.

Он и сам уж томился в Казани; иного способа вырваться оттуда, как выйти в отставку, не представлялось. В столице Евгений Степанович занял должность по тому времени уникальную — директора Петербургской электростанции. Возобновилось печатание его статей по физике и воздухоплаванию; он делал доклады в обществах. Родственникам казалось, что теперь сама собою прервется связь его с «его пассией», против которой бессильна когда-то оказалась Юлия Герасимовна. Может, наконец, и женится, надеялись; ан нет. По прошествии недолгого времени он выписал ее в Петербург вместе с мужем; и это странное сожительство, которое, всем казалось, кладет пятно на семью, продолжалось. Евгений обрюзг, много курил, задыхался, ругал революционеров, рассказывал со смачным пыхтением анекдоты; целыми вечерами он, «его пассия» и ее муж играли в карты и пили вино.

Юлия Герасимовна умерла 7 июня 1902 года от тифа. Она не страдала, тихо уснула. Евгений разослал телеграммы, и впервые за много лет собралась вся семья. Приехал Геннадий с женой и детьми. Он служил на Украине; братья почувствовали, что он совсем им чужой.

Евграф Степанович позвонил Шауфусу, и по его распоряжению был подан вагон для всех, кто провожал покойницу. Похоронили ее на Преображенском кладбище.

А когда возвращались в Москву, Евграф Степанович пожаловался Людмиле Васильевне на одиночество; осталась запись: «Он чувствовал себя совершенно одиноким, непонятым. Он шел своей дорогой, какую ему указывала совесть». Через несколько дней он опять уезжал в Петербург по делам и оттуда писал о том же: «Где ж мне разбираться, кто лично загородил мне дорогу, не в Академию, а к науке; ты пойми: они мне не дали осуществить все мною задуманное, а этого добра у меня было так много, что, проживи я еще столько же, то и то не успел бы в мир сплавить, без опытов нельзя».

Без опытов нельзя…

После похорон Юлии Герасимовны братья Федоровы разъехались и больше не переписывались; они замкнулись каждый в своем семейном кругу….

Евграф Степанович вновь погрузился в бесконечные таблицы, которые составлял в это время с фанатическим упорством. Им овладела мысль выпустить книгу, в которой были бы собраны геометрические константы всех кристаллов (она получила характерное название: «Царство кристаллов»). Но то должен был быть не просто каталог кристаллов; замысел был значительно глубже. «Опираясь на… теодолитный метод, Федоров определил, — пишет академик Шубников, — геометрические параметры большого числа кристаллов, которые до того не были измерены, и разработал целиком новый раздел кристаллографии, названный им кристаллохимическим анализом».

Евграф Степанович исходил из двух предпосылок. Первая: всегда можно найти небольшое число определенных констант, которыми данное вещество однозначно характеризуется. Иначе говоря, принципиально всегда можно определить вещество по форме его кристаллов. Вторая предпосылка: по форме кристалла можно определить его структуру.

Федорову пришлось критически пересмотреть и заново перевычислить весь накопившийся до него цифровой материал, относящийся к гониометрии кристаллов 10 000 веществ. «В результате этой колоссальной работы, — уважительно обобщает Шубников, — были составлены кристаллохимические таблицы… Уже сам Федоров, а позднее его последователи у нас и за границей убедились на практике, что первая из задач… то есть задача определения вещества по форме его кристаллов, удовлетворительно разрешается применением федоровских таблиц. Мы говорим «удовлетворительно», а не «вполне»… потому, что применение федоровских таблиц неспециалистами-кристаллографами на практике оказалось довольно трудным…»

Евраф Степанович добился того, что стало возможно узнать состав вещества по ограниченной его крупинке, не производя химанализа, требующего значительной затраты времени. То есть, взявши в руки кристаллик — хоть с булавочную головку величиной — незнакомого вещества и проделавши с ним несложные манипуляции (всего пять), в точности сказать, каков его состав. Таков практический смысл федоровского новшества, таково его практическое приложение; оно неоценимо по богатству.

Что касается второй задачи кристаллохимического анализа — определения структуры, то, по мнению академика Шубникова, она в то время вообще была неосуществимой (более пылкие поклонники Федорова с ним спорят, но в эти споры, охраняя наши традиции, встревать не будем).