Эвмесвиль

То, что в образе одного из таких учителей, историка Виго, слились черты друга Юнгера Карла Шмитта (1888—1985) и итальянского историка Джамбаттисты Вико (1688—1744), в доказательствах не нуждается: через весь юнгеровский роман проходит ключевой для Шмитта образ борющихся Левиафана и Бегемота, воплощающих государство и анархию. Отражается в романе и основополагающая идея Шмитта о противоположности и борьбе между сухопутными и морскими странами, наиболее доступным образом изложенная в небольшой работе «Земля и море. Рассказ для моей дочери»[496] (где, между прочим, излагается история Венецианской республики, особое пристрастие к которой Юнгер приписывает Виго). Менее очевидно, что Шмитт, видимо, во многом опирался на идеи Вико и, во всяком случае, первым познакомил с ним Юнгера. В письме от 13.8.1934 Юнгер писал Шмитту[497] (выделено Юнгером. — Т.Б.):

Дорогой господин статский советник!

За совет познакомиться с Вико я должен выразить Вам особую благодарность. <…>

Шпенглер называет его учение о культурных циклах коперникианской революцией в историографии… <…>

Я сразу же занялся тем, что попытался прояснить связь между Вико и Гаманом, почти очевидную. Гаман упоминает его только раз, в письме Гердеру от 22.12.1777, после прочтения Scienza nova, которую незадолго до того получил из Флоренции, и называет «отцом нашей критики». Эта дата успокаивает меня в отношении оригинальности положения «Поэзия — материнский язык человеческого рода», высказанного Гаманом уже в 1762 г. в работе «Эстетика in nuce». Дело в том, что она в почти дословном виде встречается у Вико. <…>

«Культурный цикл», как его описывает Вико[498], повторяется — в ускоренном темпе — в истории Эвмесвиля (с. 98):

Люди сначала стараются выйти из подчинения и жаждут равенства — таковы Плебеи в Аристократических республиках, которые в конце концов изменяются в Народные. Потом они стараются превзойти равных — таковы Плебеи в Народных Республиках, искажающихся в Республики Могущественных. Наконец, они хотят поставить себя выше законов — отсюда Анархии, т. е. разнузданные народные Республики; нет худших Тираний, чем они; в них столько тиранов, сколько в государстве наглецов и развратников.

Концепция Вико вкратце сводится к тому, что изначальное право, боги и герои, религиозные культы были изобретены в древности «поэтами-теологами». У него были и другие ценные для Юнгера идеи, о которых речь впереди.

Второй учитель Мартина Венатора — философ Бруно. В романе он характеризуется так: «Виго обращен к богам, а Бруно — к титанам; к лесу — один, к нижнему миру — другой»; «Как Виго хочет вывести нас за пределы истории, так же Бруно выводит за пределы науки; первый использует в качестве инструмента волю, второй — представление»; «Припоминаю один семинар, на котором он рассматривал время и пространство с мифологической точки зрения. Согласно Бруно, отец всегда олицетворяет время, а мать — пространство…»; «Бруно же, напротив, смотрит на мир как маг…»; «Бруно удалился с поля истории решительнее, чем Виго; поэтому одному из них я больше доверяю, когда речь заходит о ретроспективе, а другому — когда пытаюсь определить перспективы на будущее» (и так далее).

Моя гипотеза состоит в том, что под именем Бруно скрывается некая ипостась Джордано Бруно (1548—1600), жившего, как и Вико, в эпоху радикальных преобразований пространственного мышления. Шмитт, для которого первостепенное значение имеют именно революции в пространственных представлениях, писал о Джордано Бруно[499]: