На протяжении полутора столетий с момента образования Османского бейлика Византия была вынуждена уступать османам одну территорию за другой. К середине XV в. Палеологи властвовали только над северными и западными окрестностями Константинополя и Морейским деспотатом на Пелопоннесе. При этом османы, владея почти всеми Балканами, легко перебрасывая войска через Дарданеллы, окружив Второй Рим своей территорией, ограничивая его торговлю и дипломатию, воздерживались от окончательной ликвидации последних остатков формальной Византийской империи, связанной дипломатическими и династическими союзами, но несколько раз «репетируя» взятие Константинополя1.
К середине XV в. «ислам подобрался к Византии столь близко, что поглощение последней было делом времени»2. Собственно, падение великого Города было предсказано Пророком Мухаммадом на заре ислама – в «Муснад» Ахмада ибн Ханбаля приводится хадис: «Посланник Аллаха говорил: “Однажды Константинополь, несомненно, будет покорен. Завоевавший его командующий – очень хороший командующий, завоевавшая его армия – очень хорошая армия”»3. Таким командующим оказался Мехмед II, вошедший в историю как
Взятие Константинополя стало поворотной точкой самосознания османов, – в том числе архитектурного. Это событие оценивается как важнейшее в турецкой истории и предопределяет «стамбулоцентричность» османского мира6. Здесь, на холмах Второго Рима, уже найденные архитекторами пространственно-композиционные решения и достигнутый в Эдирне масштаб зального пространства, перекрытого куполами, нашли мощный стимул для дальнейшего развития «в лице» Св. Софии Константинопольской. Великий храм, построенный Юстинианом, должен был быть включен в число знаковых культовых памятников ислама, подобно тому как дамасская базилика Иоанна Крестителя стала мечетью Омейядов и как Храмовая гора Иерусалима стала Харам аш-Шариф, – фактически Мехмед Завоеватель лишь следовал алгоритму, заложенному халифом Умаром и Халидом аль-Валидом7. «Космичность» легендарной Софии, программно воплощавшей «концепцию божественного домостроительства», легко позволила ей стать мечетью, но этот акт так же легко обрел обоснование в мусульманских легендах8. Достаточно указать на очевидную параллель между действиями Пророка Мухаммада, очистившего Каабу от идолов и сделавшего ее святыней Единобожия, и демонстративным шагом его тезки Мехмеда II, превратившего знаменитый христианский храм в место поклонения Аллаху: «Вход Мухаммада в Каабу и Мехмеда в Софию – события сходные, знаменующие повержение старого религиозного порядка, прежних кумиров и торжество нового религиозного знания»9.
Архитектура Св. Софии задала образец для османских мечетей. Английский журналист Генри Мортон – тот самый, который документировал вход Говарда Картера в гробницу Тутанхамона и карманный дайджест книг которого раздавался британским солдатам, – уверенно писал, что «любая мечеть в Стамбуле и во многих исламских странах является в каком-то смысле копией христианского храма Святой Софии»10. Перетекающая в полукупола гигантская полусфера, основание которой пропускает свет, поднятие перекрытия на четырех опорах на недосягаемую высоту, «растворение» опорной конструкции в огромном зале интерьера на несколько десятилетий стали ориентирами для османских архитекторов, сформулировали целый ряд архитектурных тем и оказались поводом для несинхронного, но оттого не менее важного соревнования возможностей. При этом сравнение с грандиозным византийским храмом – это прием не европейских исследователей, но уже османских историографов, современников и очевидцев превращения Константинополя в новую столицу совершенно иного государства: так, хронист XV в. Турсун-бей в «Книге Завоевателя» отмечал, что стамбульская мечеть Мехмеда II – Фатих-джами – построена по подобию Св. Софии, но в соответствии с новейшей строительной практикой11.