У нас с Майклом завязался серьезный разговор о жизни и необходимости прожить ее в полной мере. Мы придерживались самых крайних точек зрения. Майкл верил, что мы движемся к смерти с момента рождения, он принял это близко к сердцу и сделал основой своей жизненной философии. Он в буквальном смысле считал нашу жизнь запечатанной банкой возможностей. Когда мы рождаемся, то открываем ее и начинаем использовать свой потенциал с первого вдоха.
«У нас есть то, что у нас есть, и когда оно иссякнет – все закончится, – говорил он. – Когда оно исчезнет – кончится жизнь».
Живем ли мы в момент настоящего или живем ради этого момента?
Майкл был уверен, что как только мы начинаем жить, то сталкиваемся с двумя таинственными факторами. Во-первых, мы не знаем, насколько полна наша «банка жизни».
Во-вторых, мы не понимаем, насколько быстро будем ее использовать, какой бы она ни была. Допустим, нам повезло с нашей банкой и она полна здоровья и энергии. Если так, то мы можем прожить в этом мире 100 лет и даже больше. Или мы рождаемся с банкой, которая только наполовину полная, – как говорил Майкл: «Начиная с половины бака». Он считал, что если начать с меньшего, то мы будем использовать наш потенциал быстрее. Жизнь будет короче, и мы умрем молодыми. Майкл считал – именно
Осмысляя значение и смысл философской системы моего друга, я понял, что такое мышление может означать совсем разное. Для Майкла сама идея ради настоящего момента означала возможность говорить все, что угодно, и совершать любые поступки. (Это существенным образом отличается от жизни в настоящий момент, когда мы полностью принимаем свои чувства, свое окружение и живем, действуем и говорим сознательно и с полной ответственностью.) Майкл полагал, что если честно жить спонтанной жизнью, то не может быть и речи ни о каких фильтрах для слов или поступков. Каждый момент времени просто
В те дни Майкл переживал глубокий кризис. Его интерпретация жизни
У Майкла обнаружились проблемы со здоровьем. Ему было всего двадцать, но интенсивность употребления наркотиков и алкоголя была настолько высока, что его печени потребовалась неотложная медицинская помощь. Кроме того, он был одинок. У него не было денег, ему негде было жить и не к кому было обратиться за помощью. Я остался его единственным другом, но давно научился себя сдерживать, когда дело доходило до советов своим друзьям (если сами они не просят меня об этом), а в тот раз не сумел. Мой друг настолько глубоко погрузился в свою боль, что ему и в голову не приходило, что существуют иные жизненные философии. Я рискнул спросить его: «А что, если твоя идея, что мы начинаем умирать с момента нашего рождения, не совсем работает?»
Я понял, что привлек его внимание. «Что ты имеешь в виду, говоря „не совсем работает?”» – спросил он.
«Старался быть вежливым, – ответил ему я с улыбкой. – Не хочу разрушить все твое мировоззрение одним предложением».
«Ладно, я понял! – сказал он. – Так что ты хотел мне сказать? Выкладывай».
Я как раз и рассчитывал на то, что мой друг потребует разъяснений, и тотчас ухватился за этот шанс. «Что, если в жизни все происходит не так, как ты склонен верить, а как раз наоборот? – спросил я его. –
Майкл был ошеломлен. Такое просто никогда не приходило ему в голову, об этом он даже не подозревал. «Надо же! Если бы это было правдой, – сказал он, – все бы изменилось.
Это означало бы, что можно всегда наполнять свой резервуар жизни. Или хотя бы очень долго».
…Жизнь можно считать резервуаром, который мы наполняем, а не банкой, которая опустошается с каждым днем.