Эволюция как идея

Неуклонно проводила на Чтениях параллели с современностью и Э. Н. Перевалова (Ульяновск). В частности, напомнила нам, что Любищев понимал элиту не как верхушку общества, а как слой носителей новых идей, способных улучшить жизнь. Что он решительно протестовал против идеи социального отбора, рыночной по сути: в его итоге, вопреки построениям дарвинистов, оказался «потрясающий успех проходимцев» [Перевалова, 2002, с. 127].

* * *

Когда Наумов неожиданно для нас всех умер, следующие Чтения были, разумеется, посвящены его памяти. Каждый на свой лад пытался объяснить необъяснимое — чем был изумителен покойный. Ограничусь лишь словами, какие тогда сказала о самих Чтениях и об их основателе его любимая внучка Даша:

«Человека такой эрудиции трудно найти, да я и не ищу». «Мне трудно обсуждать вопросы науки, но одно я знаю точно, что все с нетерпением ждали апреля месяца, когда вместе с Любищевскими чтениями в дом входила весна, хлопоты, веселье смех, оживленные беседы». «Меня всегда радовало то, с каким уважением, восхищением относились к тебе те, кому выпало счастье с тобой работать в одном университете, кого ты выучил» [Наумова Д.Н., 2003, 69, 71].

Насчет Чтений могу свидетельствовать: да, поэт и философ Ю. В. Линник, исследователь творчества Любищева, сказал как-то в конце Чтений во всеуслышание: «вот вернусь к себе в Петрозаводск и буду ждать новых Чтений, снова праздника».

Эволюционная тематика на Чтениях

На мой взгляд, эволюционным венцом Чтений были доклады А. Г. Зусмановского. Нет, он не развивал Любищева, наоборот:

«Любищев (1925), отрицал эволюционное значение потребностей организмов, мотивируя тем, что оно противоречит биогенетическому закону Геккеля — Мюллера. В более поздних работах он сам же критиковал бигенетический закон, противопоставляя ему закон „зародышевого сходства“ К. фон Бэра. Тем не менее, он продолжал отрицать присущность каждой структуре определенной функции и, игнорируя законы физиологии, отстаивать первенство формы, объясняя эту точку зрения гипотетическими „законами формообразования“» [Зусмановский А.Г, 2007, с. 25].

Удивляться тут нечему: как и все эволюционисты-физиологи, Зусмановский-старший был ламаркист, а ламаркисты, как говорится, в упор не видят формы как чего-то самостоятельного[40]. Но, в отличие от коллег, он не скрывал своего ламаркизма и не отказывался видеть рефрены[41], отчего и продвинулся дальше них. В книжке [Зусмановский А.Г, 1999] он развил ту мысль (ранее ее в иных терминах не раз высказывал физиолог-ламаркист И. А. Аршавский, см. 4–08), что полезные изменения развития обязаны не случайным мутациям, а приспособительным реакциям, которые становятся наследственными в ходе генетического поиска.

Для него каждый вид задается своими потребностями, которые определяют специфику вида в физиологическом смысле; эволюция при этом предстает как появление и удовлетворение новых потребностей. Можно сказать, что вид занимает свою нишу, которая, в свою очередь, состоит из частных ниш. Если в экосистеме вид занимает экологическую нишу, то в системе возможных потребностей по Зусмановскому — функциональную нишу — совокупность потребностей и средств их удовлетворения. (Этого у Аршавского и других известных мне ламаркистов нет.)

Пример: перенесение бактерии с одной среды на другую создает новую потребность, а выработка нового фермента удовлетворяет ее. Одну потребность можно удовлетворить различными способами — например, дыхание могут осуществлять жабры, кожа, трахеи и легкие; энергетику могут обеспечить как брожение (гликолиз), так и дыхание (окислительное фосфорилирование), и гашение активных форм кислорода (АФК).

Еще выступил А. Г. Зусмановский с докладом: «На пути к новому синтезу» (ЛЧ, 2000). Эволюционный синтез у него состоит, прежде всего, в осознании того факта (возможно, усвоенного от племянника), что каждая концепция отражает свой аспект (угол зрения) процесса эволюциии, а вовсе не описывает (как многие думают) какие-то отдельные явления.