Эволюция как идея

И дарвинизм, и ламаркизм, и номогенез тут не прежние, а новые: они служат частью диатропической теории эволюции. В частности, отбору подвергаются не малые ненаправленные вариации, а готовые конструкции, понимаемые в рамках номогенеза (как клетки рефренной таблицы). Это радикально отлично от СТЭ и иных попыток синтеза, где в основу положен дарвинизм, к которому добавлен какой-то еще принцип.

Крупным ученым он себя не считал, и мне пришлось долго уговаривать его назвать свою книгу «Эволюция с точки зрения физиолога» — он упирался: «Кто я такой, чтобы выставлять себя?». Но это заглавие оказалось верным: книгу заметили. К сожалению, он писал ее, уже теряя дееспособность, и с прежними его трудами работать легче.

* * *

Всех, кто говорил на Чтениях что-то интересное об эволюции, не перечесть. Чтобы хоть как-то осветить масштаб Чтений и их роль, в этой книжке все ссылки, какие по смыслу следует, даны именно на труды Чтений. Оказалось, что даны ссылки на 37 публикаций в Чтениях, и легко бы число ссылок удвоить, ибо использована их малая толика.

Добавлю лишь, что Р. М. Зелеев из Казани часто поражал необычным взглядом на эволюцию и систематику, что Л. Н. Воронов [2000] из Чебоксар призывал осознать необходимость идеализма для прогресса биологии; что, наоборот, А. Б. Савинов из Нижнего Новгорода, большой эрудит, без устали убеждал нас в вечности истин диалектического материализма и антинаучности всех форм идеализма; что, вопреки ему, его приятель В. А. Брынцев из Мытищ неуклонно строил метафизику первичности движений и вторичности материи, ну и так далее.

Моих же докладов за 1994–2008 годы на Чтениях состоялось девять. Однажды там был пунктирно проведен разбор моих построений, это сделал в своем докладе И. А. Игнатьев, ученик и душеприказчик Мейена. Среди прочего, он предъявил мне упрек:

«Естественный отбор то последовательно отрицается, то неожиданно признается „вторичным“ фактором эволюции, ответственным за выявление „квантов селекции“ — морфологических и функциональных блоков, в том числе целых сообществ» [Игнатьев, 2005, с. 94].

Да, «квант селекции» казался мне тогда важным понятием: отбираться может лишь работающая система (то, что сформировано в силу некоего иного закона — то ли по Ламарку, то ли по Бергу, то ли еще как-то). Однако «может лишь то, что…» не означает действительного существования, а я его счел, т. е. спутал необходимое условие с достаточным. Кванта селекции в природе не нашлось: новая система не может вытеснить прежнюю за счет лучшей размножаемости (LR, т. 13, с. 99), она лишь занимает доступную нишу. Прежняя исчезает сама в силу падения рождаемости ниже смертности, и это замещение ошибочно описывают как дарвинский отбор. И не зря В. И. Назаров [2005, с. 55] заключил, что «естественный отбор предстаёт как достаточно грубый механизм, не способный забраковать даже особи с явно уродливой организацией».

В тот год меня в Ульяновске не было, зато мне попалась на глаза книга Мориса Метерлинка, где знаменитый драматург (автор «Синей птицы») убедительно показал, что отбора нет даже там, где он, вроде бы, очевиден. На этой основе через год мной был сделан доклад 4–06, самый мне важный. В нем впервые (для меня) была озвучена публично та давно известная истина, что естественного отбора в природе вообще нет. Поясню ее.

Еще в 1870 г. Сэмюэл Скёддер (Scudder) указал общий для многих насекомых факт: на одной стадии размножения вид подвергается почти полному истреблению, хотя другие, сходные, виды несъедобны. Тогда было уже известно о тропических термитах — общественных насекомых, которые перед спариванием обламывают себе крылья и, беспомощные, тут же становятся пищей для многих видов [Метерлинк, 2002, с. 334; Ч-08]. Менее одной пары на тысячу ускользает от гибели, т. е. самою природой из века в век ставится очень жёсткий селекционный опыт: вариации съедобности должны отбираться, и несъедобные должны вытеснить остальных. Но этого не происходит. Почему?

Не имеется нужных вариаций? Нет, несъедобность у других насекомых общеизвестна, она иногда возникает за счет одной точковой мутации. К тому же главный тезис Дарвина гласит, что вариации возникают вне зависимости от их выгодности. Словом, на термитах идея отбора опровергнута прямым массовым наблюдением. И нет никаких оснований верить в отбор при менее жёстких условиях.

Надежда на обсуждение доклада не оправдалась, и даже весьма дружески настроенный Марасов сказал мне потом лишь: «Вы смелый человек», но сути доклада не коснулся.