Эволюция как идея

«Почему энергия фотосинтеза находит свой путь к своей конечной цели намного успешнее, чем… наша наиболее энергоэффективная технология? Это остается одной из величайших загадок биологии» [Аль-Халили, Макфадден, 2017, с. 161].

В действительности решение (точнее, путь к решению) уже предложено и использует открытие своеобразной волны вдоль молекулы хлорофилла [Engel, Fleming е.а., 2007], а затем — феномена квантового поиска, усиливаемого (а не ослабляемого!) хаотическим тепловым движением [Мой зет е.а., 2008]. Это удивившее всех открытие действительно удивительно, однако не следует думать, что феномен существует в природе изолированно от похожих на него. Целенаправленное движение свободных радикалов (АФК, экситонов и пр.) встает в ряд со всеми актами «внутриклеточного мышления», а роль случайности в процессах поиска известна давно как «организующая роль случайности» (4–90, и. 4.2).

Квантовый поиск основан на когерентности (один из видов пронизывающей всё сопряженности) движений экситонов, позволяющей им всем двигаться по пути, найденному одним из экситонов. Это — чисто квантовый эффект, но не надо забывать, что сама когерентность тоже известна на всех уровнях бытия, и В. А. Красилов называл когерентной всякую согласованную эволюцию. Едва ли согласованность зомби-паразита и его жертвы можно описать в квантовых терминах, так что вернее будет сказать, что на разных уровнях бытия, от субатомного до биоцеготического, реализован единый принцип поиска устойчивых состояний. Он, в свою очередь, является следствием единой фрактальной структуры Вселенной.

В живом широко распространен как поведенческий поиск, так и генетический поиск, являющийся фактором эволюции Последний был сорок лет назад (4–76) обозначен и пунктирно обоснован, а ныне он широко известен под различными названиями, обоснован экспериментально и довольно хорошо разработан теоретически, например, А. Г. Зусмановским [2006; 2007, и. 8.0]. У него же видим и важную генетическую параллель с квантовой биологией, в чем он временами шел против всей казенной науки. Это, прежде всего, отношение его к концепции еолнового генома П. П. Гаряева Информация, полагает данная концепция, содержится на ДНК не только в химической, но и в физической форме (более общо: не только в форме текстов) и выявляется в виде испускаемых волн. Для этих целей удобны как раз длинные повторы однотипных участков ДНК, главная ее часть. Вероятно, что всё, касающееся пространственных форм и функций, наследуется именно так:

«хромосомы реализуют программу строительства организма из яйцеклетки через биологические, фотонные и акустические, поля. Внутри яйцеклетки предварительно создается образ будущего организма… генетический аппарат проявляет свои потенции через голографическую память» ([Гаряев, 1997], цит. по [Зусмановский А.Г., 2003, с. 32–33]).

По-моему, это интересно как иносказание. Лучше говорить (на сегодня, и тоже иносказательно) о фрактальном росте, при котором малая часть также бывает подобна целому. Таких иносказаний ныне в науке много, ими принято пренебрегать, но в них есть глубокий смысл: все вместе их авторы ярко очерчивают круг неведомого (что прежде блистательно делали, например, Берг и Вентребер, и чего вовсе не умеет академическая наука). Собрав целый спектр новых высказываний такого рода, А. Г. Зусмановский подвел итог:

«Если все действительно так… то генетический код — это ключ к блокам информации, которая… несет сведения обо всей совокупности параметров объекта, закодированного в геноме». Имеются «свободные последовательности ДНК для фиксации благоприобретенной информации»; «сам по себе акт дупликации генов не создает новой информации, но подготавливает соответствующий субстрат для кодирования на нем информации… для конкретных конструкторских задач» [Зусмановский, 2003, с. 33, 35, 181].