Эволюция как идея

Насчет ключа нам было приблизительно ясно, но, к сожалению, здесь ничего не было сказано о количестве такой информации: ведь волновые и полевые иносказания предлагают каналы передачи, в тысячи раз менее мощные, чем нужно. Мне, как и почти всем, это казалось голословным и скучным, — ну, сколько бит информации может получить за счет резонанса молекула-получатель? Сто? Двести? Но чтобы молекулярно описать строение работающего органа, нужны миллиарды бит. Да и как обратить сигнал в орган, даже догадок мне известно не было.

Помню, Зусмановский прислал мне в июне 2003 года письмо (в конверте, рукой писанное!), где, среди прочего, убеждал:

«Всё больше склоняюсь к мысли, что дело не в механической подгонке форм антиген-антитело (замок — ключ), а в адекватности их частотно-волновых характеристик».

Это письмо и беседы с ним в Ульяновске побудили меня внимательнее глянуть на иммуногенез, что понемногу изменило всю картину эволюции, но волновая идеология всё же казалась мне посторонней.

Напрасно Зусмановский уверял нас, слушавших его доклад:

«Межорганизменный резонансный обмен биоинформацией является изначальной фундаментальной формой обмена информацией, положившей начало сопряженной эволюции организмов и новых способов обмена информации (гуморального, генетического, нейрогенного, „горизонтального переноса генов“ по Мак-Клинток» [Зусмановский, 2004, с. 106]

— мы все оставались глухи. Блажь-де старика, прежде столь умного.

Однако правы оказались Гаряев и Зусмановский: в длинных посланиях нет нужды (см. пункт «Проблема осуществления» главы 3), а короткие «телеграммы» удобно передавать как раз посредством волн. Всюду идет самоорганизация, и нужны лишь сигналы переключения ее режимов. Да, встает громадная проблема — как возникает, как передается и как понимается получателем нужная информация, но это уже следующие вопросы. Их и поставить нельзя прежде, чем обнаружены сами волны. Вскоре они были обнаружены в опыте — сперва в фотосинтезе [Engel, Fleming е.а., 2007], а затем и в генетическом материале [Montagnier е.а., 2009].

Напечатанная сорок лет назад моя фраза: «Образование нового гена представляется чем-то вроде возникновения новой мысли» (4–76, с. 164) оказалась и верна, и нет. Верна в том смысле, что новое свойство организма в самом деле подобно новой мысли, однако мы теперь не склонны связывать новацию с появлением нового гена. Теперь новацию и мысленную, и материальную естественно связывать с сигналом, волною передаваемым.

* * *

Ныне пишут о единой фрактальной структуре Вселенной — от элементарных частиц до галактик [Красный, 2002, с. 515].:

«Вселенная, Земля и составляющие ее геологические и физические объекты обладают общим свойством, которое мы обозначили термином делимость. Обусловленные им ячеистые структуры имеют размерность от „гига“ до „нано“». «Независимо от природы и масштабности ячей они обнаруживают черты подобия, что свидетельствует, вероятно, о закономерности их развития»

Нам будет удобнее говорить не о делимости, а о масштабной инвариантности основных тенденций, поскольку их свойства повторяются в явлениях всех размерных классов. И если какому-то явлению найден конкретный механизм становления и действия, это еще не значит, что явление можно считать вполне понятым — нет, требуется еще понять, как оно встроено в общий миропорядок.

Сам Л. И. Красный прямо назвал фрактальным лишь распределение галактик в пространстве, но его материал указывает и на геологические объекты, а другие авторы уже давно видят фрактальность живых объектов (см. гл. 3). Именно фракталы являются на сегодня единственным классом математических объектов, для которых известны и масштабная инвариантность, и алгоритмы построения, и связи с естествознанием.

Идеализм обыденного