Эволюция потребления. Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней

Однако не стоит спешить и делать вывод, что Великобритании удалось сократить свое негативное влияние на планету[1783]. Хотя полученные данные не могут не радовать, их значение ничтожно мало, если рассматривать его в историческом контексте. Снижение материальной интенсивности не смогло воспрепятствовать мощному накоплению вещей в Великобритании 1970–1990-х годов. Что еще печальнее, современная дематериализация, возможно, является не более чем статистической иллюзией. В самой стране баланс сместился с промышленности в сферу услуг. И это главная причина роста материальной продуктивности. На создание фунта и доллара уходит меньше материи, если мы делаем это с помощью консультаций, а не за счет добычи угля или производства стали. Разумеется, британцы все так же покупают вещи. Просто теперь они импортируют больше товаров и ресурсов. Данные по материальным потокам содержат информацию о весе импортированной стали, автомобилей и консервированных томатов, однако они, как правило, ничего не сообщают о тех ресурсах и природном топливе, которые потребовались, чтобы произвести и доставить эти товары. Импортированная нефть учитывается, а топливо для самолетов, которое используют зарубежные авиалинии, нет. Окружающей среде не становится легче от того, что британцы стали реже ездить в Блэкпул, но чаще летать в Марбелью. Британские добродетели меркнут, если добавить к национальной статистике эти материальные потоки. Великобритании удалось «спрятать» за рубеж вред, который она наносит природе своим материальным аппетитом; по некоторым подсчетам, около 13 % всех выбросов углекислого газа приходится на импортированные товары[1784]. Количество выбросов в атмосферу парниковых газов на Британских островах ежегодно сокращается на 1 % последние 20 лет. Однако британские потребители с лихвой компенсировали это, начав приобретать больше импортированных товаров[1785]. Неудивительно, что богатые страны не хотят переходить с территориального принципа подсчета выбросов в атмосферу на принцип, основанный на потреблении. Единственным регионом в мире, которому удалось провести всестороннюю дематериализацию, стала Центральная Азия, оказавшаяся в ситуации свободного падения, когда Советский Союз распался.

В 1970-х годах «зеленые» активисты Соединенных Штатов добавили аббревиатуру NIMBY (от англ. «not in my back yard» – «только не на моем заднем дворе») к политическому словарю страны. Они стремились привлечь внимание общественности к тому факту, как белые семьи среднего класса пользуются этим принципом, в результате чего мусор и загрязнения накапливаются только в бедных и афроамериканских районах. Анализ материальных потоков демонстрирует еще более драматичную глобальную версию NIMBY. В 1950-х годах Европа и Соединенные Штаты в общем и целом все еще жили за счет своих ресурсов. Однако последующие 50 лет, и в особенности после 1970-х годов, они активно перекладывали бремя добычи полезных ископаемых на другие регионы. Исследование физического внешнеторгового баланса в мире показало, что развитые страны за период между 1962 и 2006 годами переместили в развивающиеся страны и страны с переходной экономикой около 185 миллиардов тонн материалов[1786]. Экологический рюкзак продаваемых товаров рос быстрее, чем объем самих товаров. В отличие от внутреннего NIMBY, глобальная разбалансировка происходит не только между богатыми и бедными, но и между Севером и Югом. Самое мощное экологическое бремя легло на плечи жителей Австралии и Латинской Америки. Именно отсюда текут потоки меди, железа, шерсти и других ресурсов. Физический торговый дефицит Австралии вырос почти в восемь раз за период между 1970 и 2005 годами. С 1980 года даже Соединенным Штатам – стране, весьма богатой ресурсами, – удалось перекинуть на других свою экологическую «ношу». Важно заметить, что не только Япония, Германия и Великобритания смогли избавиться от своего «бремени», но и Пакистан, Вьетнам и Китай; закономерно и то, что маленькие острова и туристические страны, например Багамские острова и Сейшелы, следуют их примеру. За последние полвека мир словно превратился в группу альпинистов, в которой богатые туристы рвутся к вершине, а следующая за ними толпа безымянных шерпов несет для них еду и снаряжение.