Евпатий

В пятнадцать лет Изяславчик был копиею себя самого в пять. Он только перерос Юру на полголовы, изменив масштаб своего тела, да во дворе у себя на Северо-Западе за изощренность в логических построениях получил первую кличку «Змий». Изощренность проявлялась в таких, к примеру, разговорах.

- Ты никуда не пойдешь! - говорил Юра. - И поздно уже, и мать будет волноваться.

- Я обещал! - легко побеждая в моральном пафосе, отвечал Змий. - Понимаешь ты, обещал! Меня ребята ждут. Ты хочешь, чтобы я нарушил данное слово?

Он воровал у Юры сигареты, брал из кухонного стола деньги на общие расходы, исподволь таскал в букинистический книги, чтоб продать.

«И все книги-то! - жаловался Юра в гараже друзьям-товарищам. - Шукшина… «Три товарища» Ремарка».

Илпатеев сжимал зубы и отворачивался. Его бы воля, он научил бы торговле этого мудреца.

Но Юра, как было сказано, ни драться, ни вообще кого-то ударить не мог. Не умел. Рука у него не поднималась, хоть он нехлипкий был мужик. Внук сапожника, сын штангиста и сам когда-то левый бек во второй юношеской сборной города по футболу.

За редкими теперь общими трапезами шли такие, скажем, разговоры:

- Ну а зачем учиться-то? - задавал слегка даже покровительственно известный этот вопрос Змий. - Ты ответь прямо, не юли! Зачем?

Юра дергал подбородком, пожимал мосластыми охудевшими плечами. Хмыкал, моргал и, открыв рот, держал его так открытым, не зная, что возразить. Ни на одном КВНе не был он никогда так беспомощен.

- Вон у нас пацан в школе, - растолковывал родителям-недотепам Змий, - родители простые, батя экспедитор, она на овощной базе… На книжку, - Змий Изяславчик поднимал вверх крупный, с округлым ногтем, палец, - пять тыщ положили парню. В восемнадцать лет двенадцать настучит с процентами. Плохо?

- Неплохо! - вздрючивая себя на педагогический энтузиазм, заходил Юра тогда с другого конца. - Хорошо. Ну а в Америке, там для чего учатся?

- В Америке?! - Змий, словно поразившись подобной глупости, мотал крупной, как у Юры, светловолосой головой. - Ты че?! У них же конкуренция! Да будь у нас конкуренция, и я бы тоже учился. Хы!

У Юры в ту как раз пору было уже несколько патентов на изобретения. В воздушных, невидимых где-то сферах летал с придуманной Юрой антенной настоящий реактивный самолет.

Однажды Земляк - в связи с ростом хулиганского авторитета во дворе ему присвоили новую кликуху, - глядя в чай, куда он бросил четвертую ложку сахара, проявил интерес к мироустройству.

- Это че ж, пап? Это все во всем растворяется?

Юра, скрывая радость, - все же, слава Богу, заканчивал «физику-химию» - солидно отвалился, как он делал это в институте перед студентами, на стуле и открыл рот, чтобы «объяснить мальчику».

Но «мальчик» опередил его.

- А, понятно. Ну вот как сахар в чае.

Когда Земляку исполнилось шестнадцать, он участвовал в групповом угоне мотоцикла, а когда семнадцать - в изнасилованье.

Юра бесстрашно спускался в оборудованную под хазу подвальную, занятую уркаганами кладовку, где стоял топчан, а под топчаном пустые бутылки, какая-то одежа и чуть не каловые среди прочей грязи массы, и самолично уводил Земляка за руку домой.

Его уже знали в детской комнате милиции, сочувствовали. В институт приходили всякие бумаги.

Земляк никогда, ни единого разу ни в чем не посчитал себя виноватым, не раскаялся. Он даже не находил ошибок в своих действиях, что, как известно, случалось даже с Наполеоном.

Юрина теща работала в ресторане, сама не была врагом бутылке и единственному внучеку давала, разумеется, по возможности деньги. «На сигареты, мало ли…»

Юра, не удержавшись как-то, попросил ее больше этого не делать.

Земляк пришел в бешенство от такой низости.

- Ты что, сука, - дрожал он всем телом, готовый чуть ли не ударить, - бабушку обижать?

Это был настоящий, доподлинный святой гнев.

Юра было заоправдывался: «Никто не думал обижать, сынок, я только хотел сказать, что…»

- Пошел на х…, пидор! - И возмущенный до пределов широкой и благородной своей души заступник-справедливец так бабахнул наружной дверью, что только кусочки штукатурки высыпались из-за косяка.

Юра уже не верил, что будет, есть какой-то выход. Он любил Земляка и стоял ждал его каждый день до двух ночи под открытой форточкой, потирая в области пятого межреберья вдавленную свою грудь.

Хрустальной мечтою («хрустальной» была она у любимого его героя Бендера) Юры сделалось довести своего Аваддона до армии, как-нибудь правдами-неправдами обманув приоткрывшуюся маленькую железную дверь тюрьмы.

21

Все- таки в плохое в годы, когда ты еще полон сил и надежд, верится не очень. Чего только не слыхивал и даже впоследствии не читал Илпатеев про страшную эту якобы организацию -КГБ, а всерьез как-то мало верилось, так ли уж это все и страшно. Мало верилось, покуда и его не коснулся сизый полудомашний этот голубь ласково добрым крылом.