Евпатий Коловрат. Последний герой Древней Руси

Историки XIX века приняли этот тезис как данность, дополнив его представлениями о природной агрессивности кочевников, которые не могут не атаковать оседлые народы, если располагают к тому возможностями. Монгольское нашествие стало восприниматься как часть многовековой борьбы Руси и степи. Очередной волной варваров, которой предшествовали нашествия авар, торков, печенегов и половцев и которую, после падения ига, сменила война с казанскими и крымскими татарами. Последняя тема была изучена в русской историографии, и поэтому многие особенности русско-крымских войн были по аналогии перенесены на более ранние эпохи, что привело к определенным искажениям в описании событий XII–XIII веков.

Советские авторы, говоря о причинах монгольского нашествия, неизменно указывали на алчные устремления монгольских феодалов, которые шли во вред не только завоеванным, но и самому монгольскому народу: «С началом грабительских походов, в которых феодалы искали средства пополнить свои доходы и владения, наступил новый период в истории монгольского народа, гибельный не только для завоеванных народов соседних стран, но и для самого монгольского народа»[69].

Почему вдруг монгольские феодалы решили захватить полмира — этого не уточнялось. Предполагалось, что все феодалы по своей классовой природе агрессивны, а историческая случайность дала им в руки инструмент для завоеваний: «Сила монгольского государства заключалась в том, что оно возникло в местном феодальном обществе на ранних стадиях его развития, когда класс феодалов еще единодушно поддерживал завоевательные устремления великих ханов. В своем наступлении на Среднюю Азию, Кавказ и Восточную Европу монгольские захватчики встретили уже феодальнораздробленные государства, расколотые на множество владений. Междоусобная вражда правителей лишила народы возможности оказать вторжению кочевников организованный отпор»[70].

Приведенные выше отрывки показывают, насколько советская историческая наука была пропитана идеологией, которая заставляла ученых подменять реальный анализ ситуации марксистскими штампами.

Наиболее подробно вопрос о мотивации монгольских завоеваний рассмотрели представители евразийства. Они обратили внимание на то, что первые военные походы новообразованной державы Чингисхана не являются, строго говоря, завоевательными. Это войны против соседей, которые были отнюдь не рады появлению государства у не имевших его до того, а посему беззащитных монгольских племен. Цель этих войн была проста и логична — обеспечить безопасность новой страны от внешней угрозы. Именно в это время военный гений Чингисхана создал одну из самых мощных военных организаций Средневековья — монгольскую армию. Но такая организация не могла уже ограничиться только защитой собственно Монголии — для этого она была избыточной, ей требовалась новая цель. Оправданием этой цели стала новая имперская идея. Г. В. Вернадский писал: «Монгольская экспансия была результатом комбинации многих разнородных факторов и мотивов, варьирующихся от жадности воинов по захвату богатых трофеев до более конструктивного торгового империализма монгольских правителей и грандиозной концепции универсальной империи. Именно имперская идея стала отличительной чертой ведущего монголов вперед духа завоевания, победившего примитивную ментальность феодализированного родового общества. Монгольские императоры вели свои войны с очевидной целью достижения всеобщего мира и международной стабильности»[71].