Но император последние два месяца перед церковным собором в Пьяченце не оставлял Евпраксию в покое. Два года мирной жизни державы наполнили его казну, и он назначил императрице и её двору содержание. Она перестала жить милостыней, получаемой от графини Матильды и короля Конрада, наконец-то могла позволить себе подобающее государыне существование. Генрих передал в её владение земли близ Гамбурга и Вероны. И чего никак не могла ожидать Евпраксия — отдал ей во владение замок в Вероне, в котором она провела полтора года в заточении. Каждый раз посланником от императора был граф Паоло Кинелли. Тридцатилетий красавец был обаятелен и умел располагать к себе. Его тёмно-вишнёвые глаза светились невинностью, а голос был мягок и завораживающ. Но каждый раз при его появлении во Флоренции Евпраксию что-то настораживало. Она помнила его другим, лишённым придворного лоска и циничным, особенно во время оргии николаитов в Падуе, когда он пытался снять с неё одежды. В первый раз о своём появлении в палаццо Матильды он сказал так:
— Я приехал выразить желание императора. Он просит тебя, ваше величество, переехать во дворец в Вероне. Он скучает по тебе и по младшему сыну. И его можно понять.
Евпраксия не церемонилась с графом, сказала твёрдо, откровенно:
— Ты, граф, знаешь, какие у меня воспоминания о Вероне. Потому передай императ ору, что ноги моей не будет ни во дворце, ни тем паче в Веронском замке.
Поведение графа с каждым разом становилось всё больше подозрительным. И это подтвердил Родион.
— Твой гость, матушка, словно тать шнырял по палатам. Да спрашивал прислуг, сколько при тебе воинов.
— Что ему нужно, Родионы? — взволнованно спросила Евпраксия.
— Как бы знать? Да уж неспроста шныряет. Опасица тебе грозит, государыня. Воинов бы от Матильды надо попросить.
Родион словно в воду глядел. За неделю до начала суда тёмной ночью во двор палаццо Матильды проникли двенадцать вооружённых рыцарей, одетых в монашеские сутаны. Их привели граф Паоло Кинелли и маркграф Людигер Удо. Однако Родион оказался предусмотрительным, он попросил десять воинов у Матильды и предупредил Тихона быть каждую ночь начеку. И Тихон с воинами не сплоховал. Лишь только тати перебрались через ограду и появились близ дворца, пытаясь в него проникнуть, как из каретного сарая выскочили воины, вооружённые саженными кольями, и напали на татей. «Монахи» не успели выхватить из-под сутан мечи, как их начали избивать. Да били так искусно, что вскоре десять «монахов» полегли, лишь двоим удалось убежать. Это были Паоло Кинелли и Людигер Удо. Воины Матильды и Тихона оттащили побитых татей в каменный амбар и там оставили под замком и стражей. А утром посмотреть на «улов» пришла Евпраксия. Пленники оклемались, и Евпраксия могла их допросить:
— Кто вы и зачем ломились во дворец?
Ещё на рассвете, когда «монахи» пришли в себя, они сговорились во всём признаться, покаяться и просить императрицу, чтобы она отправила их к королю Конраду.
— Мы будем преданно служить ему, государыня. А когда он пойдёт ко гробу Господню, мы отправимся с ним.
Евпраксия подумала, почему бы ей не исполнить просьбу воинов императора: пусть теперь послужат его сыну. Однако сказала:
— Если вы поклянётесь на Священном Писании, что нет среди вас николаитов, то быть вам при короле Конраде.
С ответом пленники замешкались. Они переглядывались меж собой. И Евпраксия поняла, что от них можно ждать только обмана, потому что не мог император послать на её похищение воинов, не связанных с ним клятвой. Молчание затянулось, и Евпраксия поняла, что перед нею сектанты.
— Хорошо, у вас есть время подумать, — сказала она. С тем и ушла.
Вечером того же дня Евпраксия пришла к пленникам ещё раз. И они покаялись, что все есть члены ордена николаитов. В оправдание же сказали одно:
— Мы — бедные бароны. В орден нас вовлекли силой.
— Назовите ваши имена, да дважды, а мы запомним. — И Евпраксия посмотрела на Родиона и Тихона.
Тогда бароны дважды повторили свои имена, Евпраксия велела им уходить, но при этом предупредила:
— Вы вернётесь к императору. Но помните, что на суд в Пьяченце вас позовут свидетелями.
Вид у николаитов был жалкий, но Евпраксия не проявила к ним сострадания. Она велела Тихону вывести их из Флоренции и отпустить.
И пришло время собираться в Пьяченцу. В день отъезда в город прибыл большой отряд папских воинов. Их привёл кардинал Ривьеро.
— Государыня, папе известно, что на тебя покушались. И он счёл, что этого нельзя больше допускать, — сказал кардинал, представ перед императрицей.
— Спасибо папе за заботу, — ответила Евпраксия.
На рассвете погожего мартовского дня в городе всё пришло в движение. Вместе с императрицей уезжали из Флоренции графиня Матильда, графы Вельф, архиепископ Гартвиг, многие придворные, за ними длинной вереницей следовали многие священнослужители, сотни благочестивых католиков, не было среди них лишь короля Конрада и принца Генриха. Они не хотели видеть отца.