Наконец-то по воле случая Берте представилась возможность поговорить с супругом. Вскоре после переезда в Кёльн во дворце появился давний друг императора антипапа Климент III. Он пока властвовал на престоле римской церкви. В Кёльн он приехал для встречи с епископами Северной Германии. А так как было заведено, что император должен встречать папу вместе с императрицей, то в день появления Климента в Кёльне во дворец была приглашена Берта. Она не заставила себя ждать и приехала из замка Генриха Птицелова в кёльнский дворец.
Появившись в Розовой зале для гостей, Берта увидела императора, который пока один ждал приезда Климента. Он стоял у окна и смотрел на дорогу, ведущую к дворцу. Берта встала рядом с ним, спросила:
— Как твоё здоровье, ваше величество?
— Ты же знаешь, что я болею с того дня, как по твоей воле меня покинули сыновья.
— Да, государь, я это знаю и потому прошу проявить милость к племяннику Генриху Штаденскому, освободить его от службы, дабы и он не покинул нас.
— Но ему при мне хорошо. Он в моей милости.
— Нет, государь, вы жестоки к славному сыну Саксонского дома.
Император посмотрел на супругу с открытой ненавистью. Он разлюбил её давно, с той поры, как у него возникла распря с сыновьями. Последние два года он искал повод, чтобы расторгнуть супружеские узы. Но Берта не давала Генриху повода затеять развод. Однако, зная супруга, она постоянно ждала его коварных выпадов. И такое случилось. Год назад среди её придворных появился граф Вильгельм Баденский, красавец, умный, сладкоречивый. И Берта поняла, что его подослал император, дабы опорочить её честь. Однако соблазнитель был посрамлён и изгнан из окружения императрицы. Тогда Генрих поклялся в том, что найдёт верный путь совращения своей супруги. И теперь, как ему показалось, он стоял на пороге этого пути. Спросил супругу невинным голосом:
— Ваше величество, а в чём проявилась моя жестокость к твоему племяннику?
— Ты это знаешь лучше меня. Вспомни ту ночь в Майнце, когда его полумёртвым принесли во дворец с вашего сборища в «Орлином гнезде». Ты ведь не признаешься, что там произошло, а мне всё ведомо.
Генрих зло подумал: «Этот ублюдок преступил клятву. Его убить должно!» Берте же ответил ласково:
— Полно, любезная, ему стало плохо оттого, что выпил лишний кубок вина. Это недостойно мужчины. И если помнить, что я не только веселюсь, но и воюю с врагами державы, то мне нужны рыцари, а не девицы. Твой племянник не рыцарь. И если его кто-то обидел, оскорбил, в чём я сомневаюсь, то он должен был защитить свою честь.
Берта знала, что Генриха невозможно уличить в безнравственности. Даже тогда, когда его схватишь за руку, оп сумеет найти оправдание. И она сочла нужным согласиться с последним доводом императора.
— Да, ты прав, любезный. Возраст моего племянника таков, что ему должно защищать свою честь перед кем угодно. — И уколола супруга: — Даже перед императором.
Но укол не достиг цели. Генрих с усмешкой ответил:
— Я с удовольствием приму вызов, ежели он осмелится бросить перчатку. Однако он слабоват духом, как и все ваши саксонцы.
Берта поняла бесполезность словесного поединка: тут Генрих непробиваем. И, увидев, что у парадного подъезда остановилась карета Климента, направилась ему навстречу; хотя этот проныра, как она его величала, нисколько её не интересовал. Берту охватил дух борьбы. Она отважилась поймать супруга за руку на месте преступления и дала себе слово проникнуть тайно на сборище николаитов. И теперь она была озабочена одним: узнать, когда состоится их вакханалия. Встретив Климента, приняв его благословение и выслушав для учтивости его жалобу на дорожные мытарства, Берта подождала императора и покинула дворец.
Вернувшись в свой замок, Берта позвала камергера графа Любера и поручила ему узнать всё, что касалось ордена николаитов.
— Скажу, для чего мне это нужно. Я хочу тайно побывать на их ассамблее. Потому запомни, граф: никто, кроме нас с тобой, не должен знать о моей затее.
Благородного вида голубоглазый блондин, граф Любер, боготворил императрицу за её душевность, доброту и миротворие, заверил:
— Жизни не пожалею, но исполню так, как повелеваете, государыня.
Дня через три он доложил Берте:
— Ваше величество, я всё выведал и знаю, как проникнуть на ассамблею николаитов. Но наберитесь терпения. Они облюбовали замок графа Манфреда, и там идёт ремонт. Соберутся николаиты только через две недели.
— Спасибо, граф. Нашего терпения не занимать, — ответила Берта. — Надеюсь, ты отведёшь меня туда.
Граф Любер был озадачен: одно дело отдать свою жизнь за государыню, которую любил и которой был предан, и совсем другое дело отвести её на шабаш николаитов, размышлял он. Ведь если её там узнают, чем обернётся её появление, даже Всевышнему неведомо.
— Государыня, повелите меня казнить, но я не поведу вас к николаитам. Это грозит опасностью.
— Ну полно, Любер! Я же императрица. Разве у кого поднимется рука на свою государыню?