Евразийка. Стихотворения.

Крепчали сибирские кости.

Косая сажень в плечах,

А непотребный зачах —

Отсеял жестокий отбор.

Здесь даже каторжный вор

Природным блистал благородством.

Холеная барская кость

Могла обернуться скотством.

Добро проявляло злость,

Если добро показушное

Таежники — люди ушлые,

На мякине не проведешь.

Ты человек или вошь?

Проявишься, хошь-не-хошь.

(Часть первая)

1

Спящих рощ голубой венок,

На плечах твоих, о, Ямато!

Восходящего солнца поток

Золотит самурайские латы.

Красота твоя и венец,

Блеском сакур маня и играя,

Освещали бесславный конец:

Гибель пленного самурая.

Не от жала стального меча,

Грудь распарывающего до рвоты, Он сгорел, как свеча, сгоряча

От тоски по тебе и работы…

2

Стены скользки, сырой подвал, От границы этап к Байкалу,

Здесь живой полумертвым стал, Воля сникла мало-помалу.

И покорные, словно рабы,

Бесконечный тянули срок.

Относили к могилам гробы,

Зарывали в сырой песок.

Забывали свои имена,

Только родины милые песни

Высоко-высоко, как струна,

Пел старик, утомленный болезнью.

Ни таскать, ни рубить не умел, А глаза разъела слюда.

Кто расскажет теперь, как пел?

Кто его понимал тогда?

За беззлобность и тихий нрав, За негодность к мужскому труду

Заработал он горстку прав —

По Слюдянке искать еду.

Разрешали на сопках лесных

Собирать для лекарства траву

И поделки собратьев своих

Продавать, веселя детвору.

Ну, а если налажен сбыт —

Производство само собой!

Мы точили ему нефрит,

Украшая все той же слюдой.

Чашки, ложки, резные плошки

И игрушек веселый рой,

От свистка до губной гармошки.

«А япошка — мастеровой!»

Одобряли его старушки

(Жалость женская широка),

Наливали ему за игрушки

В кружку теплого молока,

Насыпали в мешок картошку,

Из печи — каравай ржаной

И кедровый орех, и морошку,

Омуль с радужной чешуей.

С пылу, с жару круглые шанежки…

Словно ведали те хозяюшки,

Сколько лет ему, сколько зим

Вьюгой смертною «Баю-баюшки»

Отпоет его баргузин.

А весною метровые льды

Раздробил о скалы Байкал,

Валунами лежалой слюды

Громоздился их мертвый оскал.

Объявили субботник у нас.

Чтоб своей не смущал бы кучей —

Из оттаявших трупов наст,

Побросали с отвесной кручи

Размороженный трупный балласт —

Наших братьев, погибших от холода, От побоев, цинги и от голода.

Их земля своим телом укрыла —

Незавидная вышла могила.

Ни креста, ни доски,

эка невидаль,

Чтоб ни портили очередность, Под откос узкоглазую падаль, И в порядке отчетность.

…Мы полой прикрывали слезы,

Полноводные, как река.

Посылали начальству угрозы

И увидели старика…

Прижимал он к глазам ладони, Грыз зубами колючую цепь,

Так узду раздирают кони,

Когда рвутся в степь,

На простор, в бесконечное поле, Разметав тростник,

Принимая и смерть за волю,

Пусть на краткий миг…

3

Что-то тихий старик замыслил?

И не ведали, не гадали,

На обычный таежный промысел

За приварком его снаряжали,

Чтоб отведать, как хороша

Прибайкальская черемша!

Восхищает тайга весной.

Ее страж не велик, но смел,

Средь снегов принимает бой

Знаменосец весны — пострел.

Фиолетовые макушки

В золотисто-зеленых латах

В окруженье берут опушки,

Все в проталинах, как в заплатах.

Потихонечку, не спеша,

Осторожно и без натуг

Собирается черемша,

А в народе — «медвежий лук».

Поселковые ребятишки

Ему мудрость растолковали:

«По весне заломал мальчишку, А ты, старый, уйдешь едва ли.

Понимашь, надо зорко глядеть: Черемшой набивает медведь

Отощавшее за зиму брюхо.

Плохо видишь? Так слухай ухом!»

4

Улыбался лесным былинкам,

Разгребая еловую мякоть,

Любовался солнечным бликом

И ему захотелось плакать.

Где-то там, за высокими кедрами, Ветер с морем играет в прятки.

Путь домой измеряется метрами, Когда рядом, и все в порядке...

Путь домой выстилают тела,

Жертвы, жертвы — дорога боли.

Жестко карта им все легла —

Мерзкий счет выставляет неволя.

«Кто знает, какою ценой,

Когда, кто вернется домой?»

5

Распускается иван-чай,

И поля от жарков жарки —

Бесконечна в душе печаль

Неусыпной моей тоски.

Слышу голос родной земли,

Голос пращуров, голос воли.

Словно в жилы мои потекли

Волны древней и мудрой крови: Край надежды, земля чудес,

Заповедный таежный лес.

С давних пор от лап подлеца

Он в себе сохранял беглеца.

Пусть от холода и от жажды

Потемнеет твой веер бумажный, Вольные люди — дети тайги,

Чувствуешь силу в душе — беги!»

Можно судьбою играть,

Плыть по жизни под парусами, Но землю, где умирать,

Всегда выбирайте сами!

6

Прокатилась по лагерю весть

Не отметился на поверке!

За побег головы не снесть,

Даже имя зэка на фанерке

Не напишут, если убьют.

Закатают в пустую породу.

Сколько сгинуло здесь народу, Сколько смертный нашли приют?

7

Овчарка на зоне волк,

Натягивает поводок,

Знает в погоне толк…

Теплой плотью, кровью живой

(Для охоты на беглое тело)

Не баландой и не травой

Кормят мясом ее, чтоб летела.

Сквозь овраги и бурелом

Разрывать по команде: «Ищи!»

Челюстями, как ржавый лом,

На затылках ломать хрящи…

На бессильного старика

С ладонями, как у ребенка,

Охотились наверняка…

А птицы кричали звонко,

Голосили, словно просили.

Путал след овраг и лощина —

Это только природе по силе.

А овчарка — просто машина.

ПОБЕГ ИЗ АДА

(Часть вторая)

1

По узкой подземной ветке

Снуют и снуют вагонетки,

Груженные пыльной слюдой,

Политые горькой слезой.

Старика затолкали в одну,

Словно камень пошла ко дну,