Экономические «чудеса» Сингапура, Ирландии, а в последние годы и Индии стали возможными благодаря массовому владению английским языком. В масштабном притоке капитала в Ирландию в последние десятилетия доминировал американский капитал — отчасти это объясняется тем, что для ирландцев английский является родным языком. Динамичное развитие сектора аутсорсинга в Индии стало возможным потому, что многие индийцы хорошо владеют английским. В подготовленной для исследовательского проекта «Культура имеет значение» статье «Индия: как богатая страна обеднела и как она опять станет богатой» Гурчаран Дас подчеркивает парадоксальность ситуации: «После ухода британцев индусы постоянно протестовали против английского языка. Но в 90-х годах XX в. эти протесты сами собой сошли на нет, и английский тихо, безо всяких церемоний стал одним из языков Индии... Молодые индийцы из нового среднего класса относятся к владению английским примерно так же, как к умению работать в системе Windows»[302]
.Примерно то же самое происходит в Квебеке. Стремясь защитить французский язык, лидеры квебекских сепаратистов учинили кампанию по борьбе с английским. Но для многих квебекцев этот язык — ценный экономический ресурс, необходимый для того, чтобы торговать и принимать туристов из соседних Соединенных Штатов Америки, не говоря уже обо всей остальной англоязычной Канаде.
То, что большинство жителей скандинавских стран бегло говорят по-английски, помогло этим странам укрепиться на мировом рынке товаров и идей.
Недавно находившееся у власти левоцентристское чилийское правительство под руководством Мишель Бачелет анонсировало программу превращения Чили в двуязычную страну — говорящую на испанском и английском. «New York Times» приводит слова Серхио Битара, министра образования в правительстве Бачелет: «У нас одна из наиболее развитых систем международных торговых отношений в мире, но этого недостаточно. Мы знаем, что более чем когда-либо зависим от международной экономики, а если вы не можете говорить по-английски, то не сможете продавать и зарабатывать на жизнь»[303]
.Английский язык — это ресурс развития экономики и культурных изменений. Если исходить из того, что освоение опыта более развитых стран имеет решающее значение, то владение английским приобрело в наши дни исключительно большую ценность.
II. Религиозная реформа
Состояние трех основных религий — римского католицизма, православного христианства и ислама — обсуждалось нами достаточно детально в главе 2. Здесь приводятся некоторые дополнительные соображения, касающиеся индуизма, буддизма и африканских анимистических религий.
Как подчеркивает Пратап Бхану Мехта в своей статье об индуизме, подготовленной в рамках исследовательского проекта «Культура имеет значение»[304]
, эта религия отличается гораздо большей гибкостью и разнообразием, чем полагают многие ее критики, и она уже продемонстрировала существенную способность меняться. Более того, демократическая политическая система Индии оказала сильное влияние на индуистскую религиозную практику, что проявилось, например, в распаде кастовой системы.Тем не менее индуистским лидерам стоит поразмыслить над типологией, разработанной в рамках проекта «Культура имеет значение», имея в виду, что модификация доктрины могла бы поддержать стремление Индии к модернизации.
«Буддистская теория — это по большей части теория индивидуальной жизни и практики. В строго формальном смысле буддизм и демократия взаимно независимы. Буддизм никак не препятствует, но и не способствует либеральной демократии, а либеральная демократия не мешает буддизму, но и никак не благоприятствует ему», — замечает профессор философии Джей Гарфилд из Колледжа Софии Смит[305]
. При этом в буддистской доктрине и практике есть элементы, явно совместимые с демократией, прежде всего эгалитарная природа сангхи — идеальной буддистской общины, в которой имеет значение старшинство по возрасту, а класс, каста, богатство или престиж не учитываются.Кристал Уилан в своей статье о буддизме, написанной для исследовательского проекта «Культура имеет значение»[306]
, подчеркивает огромное многообразие буддистских толкований и практик — одни из них поддерживают модернизацию, а другие противятся ей. Это многообразие находит отражение в достижениях буддистских стран: по оценке Freedom House, Мьянма (Бирма) попала в группу самых «несвободных» стран, подобных Северной Корее и Кубе, а вот Монголия и Таиланд оказались среди «свободных». Из семи буддистских стран, рассмотренных в исследовании Уилан, только Таиланд пережил период быстрого экономического развития, причем это объясняется непропорционально большим влиянием китайского меньшинства.