Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны

Слипчук согласился встретиться с нами, партизанами. Мы договорились о месте недалеко от города. Со стороны партизан пришло трое молодых украинцев, Макс и я. По дороге нам навстречу вышел молодой человек из села Грива, который служил в украинской полиции. Ему тоже сказали, что он будет участвовать в предстоящей облаве, и он назвал нам ее примерную дату (2 февраля 1943 года).

Полицейский взял из саней шапку с особым знаком и попросил, чтобы во время охоты мы не стреляли в него, и тогда он тоже не будет стрелять в нас. Он также посоветовал нам на время покинуть район, пока все не успокоится. Встреча с начальником полиции проходила в напряженной атмосфере, потому что это был тот самый начальник полиции, который за 30 дней до этого приказал убить семьи партизан и евреев, включая семьи трех партизан, сидевших здесь с нами. Эти трое просили ликвидировать его, но приказ, который Макс получил от дяди Пети, был однозначным: «Не трогать». После долгих уговоров и слов убеждения эти трое ушли. Когда мы вернулись в лес после докладов и выяснений, было решено, что мы выходим из леса и размещаемся в селе Сварицевичи, которое находилось под управлением Федорова-Рывни.

Отступление из леса произошло в субботу вечером, 10 января 1943 года, в полночь, севернее деревни Кухотская Воля. На несколько дней мы разместились в местной школе в селе Сварицевичи. Шая Флеш, Ицхак Сегал и я были посланы охранять дорогу, ведущую к Довровичу. Тем временем в нашем штабе было решено послать патрули в окрестности нашей базы, которую мы покинули всего несколько дней назад.

Это задание было поручено Максу, уже имевшему звание капитана. Он присоединился ко мне и еще двум партизанам, и мы отправились в путь, который, как оказалось, был полон неожиданностей. Сначала, когда мы пересекли по льду реку Стырь, одна из лошадей поскользнулась, и ее разорвало пополам. Ее пристрелили на месте. Я обвязал ноги второй лошади рваными мешками, и таким образом мы переправились через реку. Дальше по дороге мы конфисковали попавшуюся нам по пути крестьянскую лошадь. В ту же ночь при морозе −32 °C мы проехали 120 километров до деревни Бельская Воля. Мы вошли в один из домов, хозяин которого (Юзеф) продавал немцам продукты. Он пожаловался нам, что некоторое время назад партизаны сожгли 3000 тонн зерна. Мы попытались выяснить, чья это была неудачная операция, и пришли к выводу, что это была одна из операций отряда Крука. Мы были голодны и замерзли, устали от тяжелой дороги и отсутствия сна. Юзеф поставил на стол бутылку паленой водки.

Я приказал ему немедленно принести спиртное и закуску. После еды мы продолжили путь к сельской лесопилке, которая принадлежала еврею по фамилии Миколич (сейчас он в Израиле). Рядом с лесопилкой стояли деревянные хижины, в которых жили рабочие. Макс устроил там для нас место для отдыха на целый день. Я указал ему на то, что это неподходящее место для отдыха, но он не прислушался к моему предупреждению. Мы распрягли лошадей и пошли отдыхать. Пошли все. Один из двух партизан убеждал меня тоже пойти отдохнуть, чтобы быть в состоянии продолжить путь, но я не мог заснуть и вышел на улицу. Я чувствовал, что над нами нависла угроза.

Стоя на улице, я услышал громкий шум, доносившийся из центра города. Я спросил первого встречного мужчину, что это за шум, и он ответил: «Честно говоря, я не знаю, немцы это или партизаны».

Я тщательно взвесил эти слова, мне не хотелось терять хорошую репутацию, которую я завоевал за короткое время как боец молодого партизанского движения. Я подумал, что, может быть, это и в самом деле партизаны. Но очень быстро я понял, что других партизан, кроме нас, в это время в этом районе быть не может и что я должен немедленно разбудить своих товарищей. Я следил за передвижением немцев и увидел, что они разделились на две группы. В одной было семь немцев, которые шли в сторону села Серхов, а в другой – пять немцев, которые шли в сторону деревни Вырки. Мне было ясно, что мы окружены. Как раз в этот момент в дом вбежала местная девушка с криком: «Пресвятая Богородица, мы окружены!» Партизаны выскочили из дома, в том числе и Макс, который был босиком, и это в 32-градусный мороз. Он открыл огонь из своего автомата по правому флангу, а мне приказал ударить по левому. Мы вели бой таким образом в течение 20 минут.

И тут я понял, что боеприпасы кончились, патроны в моем ранце израсходованы, и я дал команду отступать в сторону рощи. Совершенно обессиленные, мы добрались до дерева, вырванного с корнем во время бури и преграждавшего дорогу. Ноги Макса сильно кровоточили, и немцы преследовали нас, следуя по кровавому следу. Макс снял рубашку и разорвал ее на части, чтобы перевязать ноги, и мы вышли на поляну в лесу. Там была куча сена. Я достал из своего ранца две гранаты, и мы решили подготовиться к последней битве. Мы издалека наблюдали, как немцы все ближе и ближе подходили к выкорчеванному дереву, но, не найдя кровавых следов, они вернулись обратно.