Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны

Крестьянин, работавший возле укрытия, где нас спрятали, заметил, что внутри кто-то есть. Он открыл дверь и крикнул, чтобы мы вылезли из сена. Не имея выбора, мы вышли. Он предупредил нас, чтобы мы не прятались там, и сказал, что мы приговорены к смерти. Я отрицал это, говорил, что немцы просто собирают нас в одном месте в Маневичах, умолял его оставить нас до ночи, когда мы сами пойдем в Маневичи. Он приказал нам покинуть укрытие, и мы побежали через лес и открытые поля. К счастью, немцы и полицаи нас не заметили, и мы прятались в кустах до темноты, когда должны были встретиться с Иосифом Цвейбелем и старостой Гривы Николаем Конищуком по прозвищу Крук.

Когда наступила ночь, мы пошли к назначенному месту встречи и по дороге остановились у одного крестьянина, чтобы узнать, что случилось с нашими семьями. Он сказал нам, что к нему приходил Авраам Мейер, кузнец, и если кто-то из нас появится, то он хотел бы нас видеть. Я послал к нему двух наших людей. Они сразу же вернулись с сыном кузнеца, который предупредил нас, чтобы мы возвращались. Он сказал, что немцы забирают евреев из окрестных деревень в Маневичи, и если мы не вернемся, они убьют наши семьи. Он также сказал, что нас ждет полиция.

Тем временем мы встретились с Круком, который пришел за нами. Началось обсуждение, что нам теперь делать: возвращаться в Маневичи или уходить в лес. Через несколько часов мы разделились на две группы. Одна решила возвращаться, вторая идти в лес. Я, мои братья, вдова Мехамке Глупштейн с двумя сыновьями и двумя дочерьми ушли в лес. Семья кузнеца, семья Шафрана и мой отец решили вернуться в Маневичи. Мы договорились, что, когда ситуация станет очень серьезной и им придется бежать, они вернутся сюда, на то место, где мы попрощались и куда мы будем возвращаться каждую ночь. Группе, которая возвращалась в Маневичи, мы велели передать всем, что мы будем в лесу возле Гривы и Лишневки.

Мы попрощались и разошлись с надеждой, что скоро снова увидим друг друга живыми. Мы все знали заранее, что сбор евреев в одном месте – это просто прелюдия к их убийству.

4 марта 1959 года

Мои впечатления и опыт общения с Круком

Николай Конищук был крестьянином, родился в селе Грива, в Камень-Каширском районе. Он происходил из зажиточной семьи, имел жену и детей, но едва успел окончить несколько классов начальной школы. Он был активным членом подпольной Коммунистической партии Польши.

В 1939 году, когда Россия оккупировала часть Украины, принадлежавшую Польше, он стал председателем или старостой села Грива. В 1941 году, когда Германия оккупировала эту территорию, он бежал вглубь России. В Киеве Крук и все руководители близлежащих районов были мобилизованы Советами. Их научили методам саботажа против немцев и отправили обратно в свои районы для организации партизанских отрядов. Круку пришлось пробираться обратно через немецкие кордоны, часто встречаясь с тяжелыми испытаниями, связанными с войсками СС и поляками.

Почти все эти подпольщики пали в бою, и лишь немногие выжили и смогли вернуться домой.

Крук не мог вернуться в Гриву, потому что люди там ненавидели русских так же сильно, как и немцев, и он укрывался, поддерживая связь только со своей семьей.

Среди немногих хороших друзей Крука был Иосиф Цвейбель, родом из того же села. Крук часто встречался с ним, а в случае если ситуация станет критической, Цвейбель и его семья планировали бежать в лес вместе с Круком.

Так и случилось. Увидев, что ситуация в Маневичах становится серьезной, Цвейбель бежал и встретился с Круком в Гриве. Оба они пришли к нам и предложили пойти с ними в лес.

Крук на редкость хорошо знал местность в окрестных лесах. Он был чувствительным человеком с чувством юмора и улыбкой на лице. Ему нравилось носить военную форму с пистолетом наготове, и хотя он никогда не служил в армии, он научился убивать без особого труда.

В начале нашего сосуществования в лесу он вел себя очень скромно и однажды даже предложил мне взять на себя руководство, но я отказался. Однако ближе к концу партизанщины он стал более самолюбив и агрессивен по отношению к своим помощникам и товарищам. Однажды он даже убил двенадцатилетнего мальчика, которого нашел в гражданском лагере во время осадного положения и который хотел служить в пехоте. Крук также отчитал товарища из Камень-Каширского за то, что тот спрятал хлеб, которым поделился с гражданскими друзьями. Однажды он повздорил со мной из-за картофеля, который, по словам одного из партизан-евреев, я пытался украсть. Крук выстрелил в меня, но я увернулся, и Мириам Бланштейн, жившая с ним в качестве любовницы, смогла его успокоить. Она боялась, что то же самое ждет и ее брата, когда-то работавшего у меня в хозяйстве, потому что его тоже обвинили в этом преступлении вместе со мной.