Одно огорчало Цукермана. Во время боев он должен был разлучаться со своим другом. Цукерман был стрелком, Маско – пулеметчиком, у которого напарником был донской парень. Чувствовал это огорчение и Маско. Как-то, случилось, заговорили они об этом между собой, посоветовались и вместе отправились к своему командиру Александру Каменскому.
Принимая бойцов, Каменский сел поудобнее, снял фуражку, растопыренными пальцами причесал свою львиную гриву и сказал, чтобы и товарищи сели. Маско и Цукерман поняли, что сейчас будет разговор по душам. Действительно, Каменский назвал друзей «Кожтрестом», спросил, как идут «дела-делишки», поинтересовался, все ли обеспечены обувью, и выразился насчет сапожников так замысловато, но в общем одобрительно, что Маско решил, что и командир считает сапожных дел мастеров самыми распрекрасными людьми на свете: «Раз гарный людина, значит, он нашего, сапожного цеха».
– Одного я не понимаю, – обращаясь к Маско, сказал командир, – почему ты хочешь расстаться со своим вторым номером? Парень он как будто подходящий, никогда ты на него не жаловался.
– Я и не жалуюсь, – ответил Маско. – Только у меня с Михаилом дюже крепкая дружба, и воевать нам порознь вроде как скучно…
– У нас крепкая дружба, – вторил товарищу Цукерман.
Александр Каменский задумался. Дружба! Она бытовала в его многонациональном отряде: казах дружил с украинцем, татарин с грузином, еврей с русским, белорус с таджиком…
Эта нерушимая дружба возникла не вчера. Корни ее уходят в исторические дни борьбы за победу и укрепление власти Советов, в героические дни гражданской войны, в дни самоотверженного труда и борьбы за победу сталинских пятилеток, давших братской семье советских народов вкусить первые плоды социализма. В огне Великой Отечественной войны дружба эта закалилась, стала непреодолимой силой, спаявшей людей различных национальностей единым чувством животворного советского патриотизма. Незримыми нитями тянулась эта дружба сейчас в партизанских лесах от одного отряда к другому, и стоило ему, еврею Каменскому, попасть в трудное положение, как на помощь спешили другие командиры отрядов – украинец Салай, русский Негреев…[35]
«Дюже крепкая дружба», – прошептал Каменский и вслух сказал:– Ладно, пусть будет по-вашему!
На следующий день друзья начали воевать вместе – двумя номерами одного пулемета, – и скоро в отряде заговорили не только о хороших мастерах сапожного дела, но и о замечательных пулеметчиках. Многим испытаниям подверглась их дружба, наконец пришло последнее: испытание кровью.
После длительных боев отряд вынужден был занять исключающий возможность маневрирования Кусеевский лес. Партизаны падали от усталости, лошади дымились от пара: первые дни мая были холодными. В обозе стонали раненые. Однако ни отдохнуть, ни погреться у костров, ни поесть не пришлось. Наступила темнота, и разведчики сообщили: немцы накапливают крупные силы, подтянули артиллерию, танки и бронемашины, оседлали все дороги, ведущие в лес, вызвали авиацию.
Кусеевский лес имел дурную славу: здесь, знали партизаны, был уничтожен местный отряд, которым руководил секретарь Добрянского райкома партии. Надо было выбраться из ловушки, и Александр Каменский поднял людей. Следопыты отряда нашли тропу, позволявшую миновать все заставы немцев на дорогах, и по этой тропе в полнейшей тишине партизаны начали выходить из Кусеевского леса.
Как о спокойной хате с жарко натопленной печью, как о хате, где пахнет добрыми щами и из окон которой видна тихая улица, люди мечтали о Тупичевском лесе. Добраться бы до Тупичевского леса, а там – привычное дело! – можно и немцев бить, и поснедать, и отдохнуть.
Но тропа шла мимо села Владимировки, во Владимировке же были и немецкий гарнизон, и полицаи. Схватиться с ними всему отряду значило задержаться, проиграть время, дать возможность подоспеть крупным немецким силам с артиллерией, танками. Нет, гарнизон и полицаев Владимировки надо было отвлечь до того момента, пока отряд минует село.
И вот, незадолго до рассвета, за это трудное и опасное дело взялись два друга – Михаил Цукерман и Александр Маско. С трех сторон село было окружено болотом, и, разумеется, незаметней всего во Владимировку можно было попасть именно через эти гиблые места. Взвалив на плечи пулемет, по пояс в ледяной воде, друзья прошли болото, пробрались во Владимировку, достигли сельской колокольни, бесшумно уничтожили немецкого часового. Забравшись на колокольню, они ударили из пулемета. В селе началась паника: партизаны захватили церковь! К церкви, стреляя из винтовок, пулеметов и минометов, поспешили гитлеровские солдаты и полицаи. Кольцом охватили они смельчаков. Но с вышки косил партизанский пулемет, с четким бесстрашием он выбирал мишени для своего огня, и уже после получасового боя вокруг церкви валялось немало убитых фашистов.