Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны

Я добавил, что и комиссар, и командир часто посылали братьев и мужей этих женщин на очень опасные задания. Таким образом они пытались сломить их дух и заставить женщин отдаться им. Генерал Бегма укорял меня за то, что я не доложил ему об этом инциденте напрямую. По сей день я помню его слова: «Я отменяю смертный приговор и приказываю вам вернуться в соединение Федорова». После разговора с дядей Петей я вернулся в соединение на лошади вместе с женой. Приняли меня с большой радостью.

Ванька Моряк

На следующее утро меня вызвали на доклад к командиру в генеральный штаб. За столом сидели Бегма, Корчев, Федоров и комиссар части Кыся. Они спросили меня, какое назначение я предпочитаю. Я ответил: боец. На следующий день мне была дана команда выйти из строя, и на глазах у всех бойцов меня назначили командиром разведчиков всего подразделения.

Я реорганизовал подразделение. Часть разведчиков я перевел в несколько формирований, а многих бойцов из этих формирований взял в свое подразделение. Я особенно старался, чтобы перевести в свое подразделение как можно больше евреев. После завершения реорганизации моего подразделения я получил новое задание: отправиться с диверсионной группой из 300 человек под командованием Корчева в окрестности Пинска. В этом районе я чувствовал себя как дома, поскольку в прежние годы действовал там как партизан.

Прибыв на место, мы обнаружили вооруженный лагерь, состоящий из 800 человек. Им командовал русский по прозвищу Ванька Моряк. Мы не знали, чем именно они занимались. Землянки, в которых они жили, были расположены широкими квадратами – с мебелью и коврами. Среди людей Моряка были врач-еврей и две девушки-еврейки, любовницы их командиров. Мы пришли к ним, чтобы использовать их лагерь в качестве базы для наших операций. Но вскоре Моряк сообщил нам, что ему не нравится идея, чтобы в окрестностях лагеря партизаны начали взрывать поезда, поскольку немцы скоро возьмут его в осаду. Мы ответили, что нас послало сюда крупное партизанское соединение и что единственное, что мы могли сделать в сложившихся обстоятельствах, это отойти от его лагеря.

Мы пошли в направлении деревни Гневчицы. Там мне были знакомы все тропы, и поэтому я мог провести нашу группу прямо через лес. Пройдя около километра от лагеря Моряка, мы увидели на обочине дороги разрушенную землянку с множеством барахла, рассыпанной повсюду крупой и столовой ложкой. Было понятно, что здесь не жили партизаны. Можно было предположить, что в этом месте жили евреи и с ними что-то случилось.

После возвращения с задания я подошел к врачу-еврею, чтобы узнать у него подробности о брошенной землянке. Сначала он ничего не сказал, но когда я открыл ему, что я тоже еврей, он рассказал мне, что люди Моряка убили всех евреев, живших в этом заброшенном месте, пощадив только его и двух еврейских девушек. Он говорил шепотом, так как боялся людей Моряка, и добавил, что недалеко от Гневчиц еще живут евреи, которые прячутся и от немцев, и от «моряков». В тот же день я пошел к землянке и нашел рядом с ней разбросанные повсюду тела мужчин и женщин. Они были покрыты мхом и свежим снегом. На следующий день, направляясь на очередную операцию, мы увидели еще одну землянку примерно в пяти километрах от лагеря Моряка. На расстоянии от нее стоял часовой, который, увидев нас, побежал. Со мной было четыре еврея, и они крикнули ему на идише, чтобы он не убегал. Он остановился и направил нас к землянке, где мы нашли несколько мужчин и женщин и раненого, лежащего на полу. Вот что рассказал нам раненый: «В той землянке, что находилась недалеко от лагеря „моряков“, жили 13 евреев – десять мужчин и три молодые женщины. Все они были жителями Иваново. Чтобы добыть пропитание, они ходили в соседние деревни. Однажды в землянки пришли трое „моряков“, в том числе Мустафа, известный бандит. Они оттащили одного еврея из землянки, повалили его на землю и закололи штыками. Так они перебили всех евреев, находившихся в землянке, – одного за другим». Даже его, раненого, они хотели заколоть до смерти.

Но штык, направленный в сердце, ранил его только в плечо, не задев сердца. Когда он пришел в себя, было уже темно. Он полз, пока не добрался до этой землянки, расположенной на расстоянии около пяти километров от места убийства. В этом месте жила семья Лейбовицев, которые взяли его к себе в землянку, ухаживали за ним, перевязывали раны. Через какое-то время, когда Федоров направил в это место одно из своих подразделений под командованием Михаила Надалина, раненый был принят в его ряды для выполнения различных поручений, возложенных на него подразделением. Он несколько раз встречался с Мустафой, но не мстил ему.

Как я узнал после войны, врач подал в суд и на Моряка, и на Мустафу. Но они, защищаясь, утверждали, что евреи мешали им при выполнении боевых заданий. Моряк позже работал в НКВД. (Женщина из семьи Лейбовиц, которая лечила раненого и тем самым спасла ему жизнь, сейчас живет в Израиле.)