Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны

Третья пятерка вернулась и сообщила, что база у озера Палик разгромлена, а кругом на снегу валяются трупы партизан. Люди в деревнях говорят о Кеймахе всякое: кто, что он погиб в перестрелке с карателями, кто, что он с несколькими бойцами выбился из кольца облавы и ушел от немцев через фронт.

Трудно описать все тяжести первой партизанской зимы. Не раз и мне приходила в голову мысль о том, что разумнее было бы перейти фронт и потом опять выброситься с самолетов с новым отрядом, рацией, боеприпасами. Но я отгонял эту мысль. После каждого удара, вырывавшего из наших рядов лучших наших людей, мы снова и снова выходили на дороги, рвали мосты, подстреливали фрицев, резали провода.

Нашу базу в Ковалевическом лесу ребята прозвали «военкоматом», – так много проходило через нее желающих вступить в отряд для борьбы с ненавистными оккупантами.

Несмотря на жестокий террор немцев, пытавшихся запугать население, глубокие, почти непроходимые снега и засады на дорогах, мы, благодаря тесным связям с нашими людьми в деревнях, сложившимся еще при комиссаре, продолжали действовать, нанося врагу чувствительные удары.

Но кончались наши боеприпасы, не стало взрывчатки, нечем было заминировать подходы к базам. Мы были вынуждены свертывать нашу боевую работу.

Наступила последняя декада марта 1942 года. Мои бойцы, возвратившиеся с разведки, доложили мне, что в деревне Станчевка появилась какая-то группа хорошо одетых и вооруженных автоматами людей, выдающих себя за десантников и добивающихся связи с нашим отрядом. Я решил, что это очередная провокация гестапо.

Через несколько дней я узнал, что вызывавшие подозрение люди разыскали председателя местного колхоза Озоронка, который работал в нашу пользу, пришли к нему с автоматами, объявили, что они, мол, десантники из Москвы, которые ищут отряд Бати, и потребовали показать им дорогу на нашу базу. Но Озоронок заявил, никакого Бати знать не знает, так же, как я, решив, что это гестаповцы. Он поспешил к бургомистру и рассказал ему о парашютистах с тем, чтобы немцы сами стали ловить своих шпионов.

Однако и бургомистр, видно, «раскусил», в чем дело: «Ловите парашютистов своими силами, – заявил он Озоронку, – вас послушай, так под каждым кустом парашютист сидит!»

Но каковы же были мое изумление и восторг, когда спустя несколько дней я разоблачил собственную ошибку и установил, что к нам действительно прибыла группа десантников из Москвы во главе с… комиссаром Кеймахом.

Все получилось как в волшебной сказке. 27 марта 1942 года я встретился вновь с моим другом и комиссаром. Нужно ли говорить, что мы провели за беседой всю ночь.

– Как ты решился, после сурового опыта этой осени, прилететь сюда еще раз? – спросил я Давида. – Ведь ты, очевидно, слышал разговоры о том, что мы разгромлены, и о том, что я погиб?

– Что ты погиб, об этом я слышал, – ответил Давид. – Только, как бы это тебе сказать… я знал, что ты жив. Заметь, я не говорю верил. Верил – этого мало. Знал.

– Ну хорошо, положим, что это так, но какие были у тебя шансы найти меня здесь, в районе, переполненном карательными отрядами?

– Вот нашел же, и при всех обстоятельствах нашел бы. Первый раз мне народ помог, и теперь тоже. Я же не в пустыню шел, а к народу. Вот, говорят, комиссар – душа отряда. Ну а как же душе без тела существовать? – пошутил он. – Душе без тела неудобно, неуютно, потому-то я и стремился с самолета прыгнуть к вам с небес на землю…

Мы возобновили активные действия. И снова Давид был впереди.

Торопясь покончить с партизанами до наступления весны, немцы свирепствовали по деревням, хватая и расстреливая всякого мало-мальски подозрительного человека.

Народ хлынул в наш «военкомат». Давид неустанно отбирал людей. Тем временем на центральной базе мы организовали лесные курсы подрывников, на которых обучали партизан новому увлекательному делу: подрыву немецких поездов и железнодорожных путей. Мы решили выходить к железнодорожным магистралям, как только стает глубокий снег. Первый отряд, который в составе 40 человек вышел на линию Вилейка – Полоцк, возглавили начальник штаба Щербина и Кеймах. Жаль мне было отпускать от себя ближайших соратников, но делать было нечего: на новый важнейший вид работы надо было послать лучших людей.

К первому мая отряд Щербины-Кеймаха рапортовал о подрыве трех немецких поездов, шедших на восток с живой силой. При каждом крушении погибло не менее 200–300 немцев.

Последнюю из этих трех диверсий осуществлял Кеймах с пятеркой партизан. Заминировав пути, Давид и его люди спокойно отошли в лес. Он не знал, что уже после второго крушения немцы насторожились и теперь полк карателей прочесывал все прилегающие к месту взрыва леса.

Настроение у Давида и его ребят было приподнятое. Выбрав удобное местечко на холмике, поросшем частым, уже опушенным первой зеленью кустарником, они видели, как мчащийся поезд наскочил на мины и как полетели в воздух расщепленные части вагонов. Они слышали крики и стоны немцев, видели пламя и широкие клубы черного дыма, валившего из разбитой и загоревшейся нефтяной цистерны.