Много было желающих вступить в отряд из окруженцев и местных жителей. Но вокруг нас были уже и растленные врагом люди, изменившие родине, продавшиеся фашистским извергам, ставшие агентами гестапо. Нелегко заглянуть в душу человека, распознать, кто он такой. А надо было знать, с кем ты имеешь дело. И вот тут-то, в этот сложный организационный период, Кеймах был незаменим. Он отличался удивительной способностью определять людей, разбираться в том, чем каждый дышит, что думает, чем живет. Он легко угадывал и разоблачал подосланных немцами провокаторов и шпионов. Ни разу не ошибался он, говоря о ком-нибудь из вновь вступивших в отряд: «Это парень свой, ему можно доверять».
Давид Кеймах горячо любил молодежь. В лагере, на отдыхе он всегда был окружен ребятами, которые так же горячо любили его, поверяли ему самые задушевные тайны. Он умел вовремя поговорить с человеком, вовремя поддержать. Среди юношей он и сам казался молодым человеком, смеялся заразительно громко и охотно, глаза у него блестели и румянец пробивался на щеках…
Осенью и зимой 1941 года немцы, хотя и не чувствовали себя хозяевами захваченной ими советской земли, но всячески делали вид, что устраиваются прочно и надолго.
Однажды наши разведчики, вернувшись из деревни, с волнением сообщили, что немцы строят в селе школу.
– Школу? Не может быть! – решил Давид. – Кто это вам сказал, что они строят школу?
– Все об этом говорят, все деревенские, – красный от волнения, докладывал боец. – Немцы, товарищ комиссар, знаете, объявили, что в селе будет школа и что наших советских детей будут учить по-немецки! Через бургомистра объявили, официально. И в других деревнях тоже строят школы! А в Рудне уже фундамент готов, правда! Выходит, насовсем здесь устраиваются гады!
– Нет, тут что-то не то, – сказал Кеймах. – Немцам сейчас не до школ, наступление им нелегко дается.
И он попросил у меня разрешения самому сходить в деревню. Он забрал с собой тех же разведчиков и ночью отправился в Рудню. Вернулся веселый и довольный:
– Ну, так я и знал! Какие там школы! Опорные точки, укрепления – вот что строят немцы! А местами – кирпичные фундаменты для тяжелых орудий. Значит, надеются удержаться, к обороне готовятся.
И тут же, не отдыхая, Кеймах присел на пенек, составил листовку об этом, а ребята размножили по деревням…
Шли дни. Мы уже сколотили боеспособный отряд человек в 120 и, кочуя с одной лесной базы на другую, появляясь то тут, то там, тревожили немцев дерзкими налетами. Пока это были еще небольшие дела: в одном месте подпилили сваи у моста, и мост проваливался под тяжестью немецкого танка, в другом – ликвидировали какого-нибудь фашистского наймита бургомистра или полицейского; то оборвали телеграфные провода, то устроили засаду на дороге.
Взрыв большого моста через реку Эссу, соединявшего шоссе Лепель – Борисов [Витебская и Минская области БССР], обратил на нас особое внимание карателей. Против нас был выслан полк полевых войск, вооруженный орудиями и минометами, и нам пришлось, бросив свои базы, отступить в глубину болот. Несколько часов мы шли по пояс в холодной воде, покрытой тонким льдом, высоко поднимая оружие, ведя под руки и неся на плечах раненых и больных. Насквозь промокшие, промерзшие, мы выбрались на сухой островок, где без риска могли развести костры, чтобы обогреться и обсушиться.
Втроем – с Давидом и начальником штаба – собрались мы на «военный совет» и решили разделить отряд на две части: одну я выведу на место нашей старой базы в Ковалевическом бору, а другую Давид поведет на нашу запасную точку в труднопроходимую местность к озеру Палик.
Приняв решение, мы обнялись, – кто знает, доведется ли еще раз увидеться? Я скомандовал своей части отряда подъем, и мы снова погрузились по пояс в болото. Вечерело. Давид стоял, освещенный костром, и напряженно всматривался в нашу сторону. Заметив, что я обернулся к нему, он снял шапку и замахал ею над головой. И я еще раз подумал о высоком чувстве патриотизма этого человека, оставившего свою спокойную должность, любимую жену, ребенка для того, чтобы идти в эти промерзшие болота на жестокую борьбу, а может быть, и на смерть.
В первой же деревне, к которой подошел наш отряд, выбравшись из болота, мы узнали, что весь район полон немецкими войсками. Две дивизии, пришедшие сюда на отдых с фронта, наводнили селения. Борьба с ними была нам не под силу. Немцы отрезали нас от верных людей, через которых мы получали все интересующие нас сведения, оружие, боеприпасы, продукты питания. Мы были в кольце фашистских войск, пытавшихся во что бы то ни стало с нами покончить.
Обосновавшись в намеченном лесном массиве, я начал высылать связных на базу к Кеймаху. Две пятерки не пришли, погибли в пути. Позже, проходя со своим отрядом, я увидел на берегу труп всеобщего любимца десантника Захарова, до последней минуты защищавшего свою жизнь, и его неразлучного друга «Чапая», неподвижно лежащего рядом с ним.