Прикрыла и Глидера и сказал им только: «Благодарю, благодарю и поздравляю». Когда же Глидер, волнуясь, заявил, что командование бригады повышало и понижало в звании офицеров, быть может, не имея на то права, генерал ответил: «Я утверждаю все ваши приказы».
Миссия Глидера закончилась. Горные походы подорвали его здоровье. Он долго лежал больной. Выздоровев, он откопал свой аппарат. Сохранилась и пленка, которую он успел заснять до того, как снова стал партизаном.
Снятые им во время войны кадры вошли в фильмы: «День войны», «Наша Москва», «Народные мстители», «Украина в борьбе», «Чехословакия». Вместе с режиссером Беляевым Глидер удостоен Сталинской премии за картину «Народные мстители». На долю его выпала огромная честь: он снимал парад Победы на Красной площади.
Михаил Глидер, талантливый кинооператор, отважный и мужественный партизан, по праву носит на своей груди несколько рядов планок боевых орденов и медалей – советских и чехословацких.
«Шпионки»
Григорий Линьков («Батя»), Герой Советского Союза, полковник, советский командир-партизан
Возвратившись с боевого задания, командир рейдовой группы Анатолий Цыганов привел с собой на одну из запасных точек в район центральной базы семь новичков и в их числе двух женщин. Одну из них, молодую и красивую девицу, все называли «невестой».
Цыганов мне доложил, что приведенные им люди помогли его группе разгромить два имения и крупный спиртозавод с большим запасом готовой продукции для гитлеровской армии.
Я любил Цыганова Анатолия и вполне доверял ему. Мне он стал дорог еще тогда, когда мы в декабре 1941 года, преследуемые карателями, голодные, в течение нескольких суток петляли по березинским болотам, не смея заглянуть в запасную землянку только потому, что в ней, неспособный двигаться, с распухшей ногой, лежал Анатолий.
На этот раз группа Цыганова успешно выполнила поставленное ей боевое задание: на перегоне Столбцы – Негорелое, между Барановичами и Минском, ею в течение недели было сброшено под откос шесть вражеских эшелонов, а на обратном пути сожжено более 200 тонн необмолоченного хлеба и большой спиртозавод в районе местечка Тимковичи. Цыганов рассказал интересные подробности этого дела. Посланные им двое мужчин и одна женщина из числа приведенных им новичков под видом новобрачных въехали с гармошкой среди белого дня в имение, в котором была церковь, на глазах у полиции и гитлеровцев подвалили огромные скирды необмолоченного хлеба и ускакали, отстреливаясь от преследователей. Разбушевавшееся пламя пожара уничтожило не только скирды хлеба, но и стоявший поблизости спиртозавод. Гитлеровцам был нанесен огромный урон. Девушка-«невеста» вела себя при выполнении этого задания очень хорошо.
Вторая женщина принимала участие в разоружении бельгийцев, охранявших имение в районе Несвижа. И тоже показала себя неплохо.
Однако доводы Цыганова показались мне недостаточно убедительными. Гитлеровцы в это время старались открыть местонахождение базы подрывников и вербовали для этой цели главным образом женщин. А шпионки могли к нам попасть только вместе с какой-либо партизанской группой, в которой они уже зарекомендовали себя и замели все следы своих связей с гестапо. Участие женщин в уничтожении имений и спиртозавода, принадлежавших фашистским захватчикам, еще ничего не доказывало. Для того чтобы заслужить доверие партизан, шпион должен был сделать что-то реальное против оккупантов.
Я приказал представить мне для ознакомления документы, если таковые окажутся у этих женщин, и выяснить некоторые детали их биографии. К вечеру мне доставили два паспорта: один на имя Елизаветы Васильевны Алексеевой, другой – на имя Шаманской Веры. Оба паспорта были выданы в городе Минске в начале 1942 года, то есть около семи месяцев тому назад. Алексеева значилась по национальности русской, Шаманская – полькой. Дополнительно к этому мне было известно, что обе женщины могут говорить неплохо по-немецки. Алексеева якобы была даже некоторое время у гитлеровцев переводчицей.
Почти всю ночь я не спал, обеспокоенный появлением на базе «партизанок», и чем больше размышлял, тем больше мне начинало казаться, что к нам проникли шпионки.
Утром наступившего дня у меня в этом уже не оставалось больше никаких сомнений. Меня успокаивало только одно: им потребуется прожить месяцы на вспомогательной точке, чтобы получить сколько-нибудь ясное представление о центральной базе, о других вспомогательных пунктах, о периферийных отрядах и способах управления ими. Но появление поблизости врага не давало мне покоя, и рано утром с группой ребят я направился на вспомогательную точку Александрова, где находились все «новички». Я понимал, что от людей, подосланных врагом, нелегко добиться признания. Однако я должен был с ними побеседовать и тщательно их допросить, прежде чем отдать приказ о расстреле.
Ко мне в отдельную землянку вызвали сначала Алексееву.