Николай I правил страной тридцать лет – с 1825 по 1855 год. На смену Александру I пришел император‚ который желал подогнать всех под общий ранжир‚ с одними и теми же мыслями и взглядами‚ угодными правительству. «Крепостное право стоит‚ как скала‚ – писал И. Тургенев о том периоде‚ – казарма на первом плане‚ суда нет‚ темная туча висит над всем ученым и литературным ведомством‚ шипят и расползаются доносы‚ страх и приниженность во всех».
Вторил ему другой свидетель николаевской эпохи: «Начальство сделалось всё в стране… В начальстве совмещались закон‚ правда‚ милость и кара… Купец торговал потому‚ что была на то милость начальства; обыватель ходил по улице и спал после обеда в силу начальнического позволения; приказный пил водку‚ женился‚ плодил детей‚ брал взятки по милости начальнического снисхождения. Воздухом дышали потому‚ что начальство‚ снисходя к слабости нашей‚ отпускало в атмосферу известное количество кислорода. Рыба плавала в воде‚ птицы пели в лесу‚ потому что так разрешено было начальством».
По воспоминаниям приближенных‚ Николай I «проводил за работой восемнадцать часов в сутки… трудился до поздней ночи, вставал на заре… и принимал на себя больше труда и забот, чем последний поденщик из его подданных». Император был затянут в такой тесный мундир‚ что к вечеру ему становилось плохо; в такой же мундир была затянута вся страна. Его методы были полицейскими‚ его реформы навязывались принуждением; не случайно один из его сановников сказал: «Везде преобладает у нас стремление сеять добро силою. Везде пренебрежение и нелюбовь к мысли‚ движущейся без особого на то приказания. Везде опека над малолетними». Эта опека доходила до того‚ что император не разрешал дворянам и чиновникам отпускать бороды «по образу жидов» или в подражание «французским людям»‚ и запретил им носить усы‚ «ибо сии последние принадлежат одному военному мундиру».
Российские евреи жили обособленно в черте оседлости – со своей верой и обычаями‚ отличавшими их от прочих народностей‚ со своим автономным управлением‚ а это вызывало желание правителей подогнать и их под общий ранжир. Побывав в Западном крае и увидев на улицах толпы евреев‚ Николай I спросил местного губернатора: «Чем они живут? Надо непременно придумать‚ что с ними делать‚ и дать этим тунеядцам работу». Его законы о евреях были направлены против «этих тунеядцев», целью своей ставили «уменьшение евреев в государстве и‚ в особенности‚ в тех местах‚ где они еще не слишком умножились».
В «Уложении о наказаниях» еврейское вероисповедание – наравне с исламом и язычеством – официально признавалось лжеучением; основной путь к «уменьшению евреев» видели в их массовом обращении в христианство. Опасались и «религиозного фанатизма» этой замкнутой‚ живущей обособленно народности‚ которая‚ как полагали тогда‚ всячески склоняла христиан к своей вере. Из Петербурга запросили генерал-губернатора Новороссийского края о проявлениях этого «фанатизма»‚ но получили ответ‚ что ни в чем предосудительном евреи не замечены‚ – разве что зажигают по субботам свечи‚ а это «может привести к пожарам».
Вскоре после вступления на престол Николай I решили ввести для евреев воинскую повинность. Эта идея была не новой. Еще прежде один из сенаторов предлагал «учредить для евреев рекрутский набор… для вернейшего и успешнейшего истоку сего беспрестанно размножающегося народа»‚ который не имеет «другой убыли‚ кроме обыкновенной смерти». Вторил ему и автор записки‚ поданной в правительство‚ предлагая брать с еврейского населения впятеро больше солдат‚ чем с христиан‚ чтобы они служили «расторопнейшими» денщиками‚ «проворными и дело свое знающими погонщиками при артиллерийских подводах‚ лошадях и обозах»‚ «искусными в полку ремесленниками». «Почему с одних жидов взимают деньгами за рекрута?.. – писал он. – Россиянин вчетверо заплатит против жида‚ освободи его только от рекрутства».
Со времен Екатерины II еврейская община освобождалась от набора в армию, выплачивая – совместно с российскими купцами – особый налог: 500 рублей за каждого рекрута. Однако летом 1827 года в черте оседлости распространились слухи о подготовке указа о рекрутской повинности. Эта весть вызвала ужас в еврейском обществе, рассматривалась как покушение на веру народа и его традиции. Все прекрасно понимали‚ если еврейский юноша попадет в чуждую ему среду‚ он уже не сможет строжайшим образом исполнять предписания религии, сохранять еврейский образ жизни.
«Трепет и смятение охватили всех‚ – писали из Вильно. – Главы еврейской общины установили всеобщий пост и призывали к молитве; народ стекался в синагоги‚ чтобы излить свою душу в слезах… Толпами отправлялись на кладбище – поведать покоящимся в могилах праведникам о надвигающемся несчастии и просить их о заступничестве… Всюду царили печаль и ужас».