Евреи в русской армии: 1827—1914.

Даже если учесть, что Бакунин через несколько лет был прощен, а за офицеров расплачивалась казна, решение Николая никак не укладывается в рамки антисемитской акции. Трудно судить, что повлияло на это решение: поразительная записка Волочкова, согласие командующего округом с тем, что военные несут вину, или факт недавнего вступления Николая II в роль российского самодержца. Во всяком случае, Меджибожское дело было последним в ряду погромов, ответственность за которые, по мнению военного начальства, несли обе стороны. После 1896 г. вина считалась исключительной прерогативой евреев — разнузданных, распущенных, воюющих против армии. Через год события подтвердили это утверждение.

15 апреля 1897 г. пьяные солдаты 119-го пехотного Коломенского полка поспорили с еврейскими лавочниками, торговавшими на Нижнем базаре в Минске. Спор разгорелся вокруг вопроса о военной службе. Солдаты уверяли евреев, что те служат мало и плохо, и вообще уклоняются. Разумеется, евреи настаивали на противоположном. Между ними завязалась драка. Несколько русских торговцев тщетно пытались защитить евреев от солдат. Прибывший на место драки военный патруль применил силу. Перепуганные торговцы стали запирать лавки и разбегаться. Местные гражданские власти на их призывы вмешаться и навести порядок не откликнулись. Оставшись один на один с солдатами, еврейские лавочники прибегли к самообороне. В результате столкновений солдат и евреев четырнадцать евреев были привлечены к судебной ответственности. Их обвинили «во враждебном отношении к воинским чинам и вообще к христианскому населению», которое вылилось в «организацию коллективного вооруженного насилия над воинскими чинами и другими лицами христианского исповедания».

Обвинение усматривало в действиях евреев сугубо уголовное преступление. Согласно обвинению, торговавшие на базаре евреи без предупреждения напали на безоружных солдат и били их железными палками. Солдаты пытались бежать от нападавших на них евреев в сторону казарм, но толпа их окружила, повалила на землю и «била нещадно». Когда подоспел патруль под командованием поручика Галлашека, еврейская толпа накинулась на патрульных солдат, разъединила их и избила по одному^{978}. Но этого обвинения оказалось мало. Во время судебного процесса во весь голос заявил о своих ультраправых взглядах присяжный поверенный Алексей Шмаков, «человек не злой, но совершенно помешавшийся на слепом антисемитизме»^{979}. Шмаков представлял в суде интересы 119-го пехотного Коломенского полка. Он подвел под ложные обвинения уголовного характера могучую религиозную и политическую базу, источники которой узнаются достаточно легко. Согласно Шмакову, избиение солдат было организовано еврейским кагалом и управлялось чуть ли не из Парижа Alliance Israelite Universelle. В доказательство он приводит упомянутое одним из подсудимых слово «группа евреев», hevrah (хевра). Разумеется, там, где хевра — там и кагал. Евреи действовали массами, избивая всех, кто им попадался под руку. Они, согласно Шмакову, избивали христианских детей, точнее — мальчиков. Евреи нападали на солдат всем кагалом. Причина столкновений — племенная ненависть евреев ко всем христианам, к солдатам в частности. Солдаты продемонстрировали чудеса христианского мученичества и стойкости^{980}. Речь Шмакова произвела впечатление: пятерых евреев лишили всех прав и отправили в арестантские отделения на два года с последующей передачей под особый надзор полиции. В дополнение военные власти собирались ввести на постой в город казачий полк, но затем эту меру отменили^{981}.

Через шесть лет после Минского процесса Шмаков представил еврейские погромы как вынужденный шаг малочисленной армии, сопротивляющейся хорошо вооруженному, дерзкому многотысячному еврейству. В 1906 г. он писал, что в Минске перед Пасхой 1897 г. евреи в количестве нескольких тысяч человек чуть не до смерти избили патруль из двадцати человек 119-го Коломенского полка. Погром в Белостоке начался с того, что вооруженные браунингами евреи напали на солдат городского гарнизона и открыли по ним стрельбу^{982}. Погромные настроения в войсках — прямое следствие этих дерзких еврейских нападений на войска: «В войске растет сильнейшее раздражение, могущее невольно прорваться наружу. Самая обстановка приучает солдат постоянно чувствовать себя в враждебной стороне. Здесь объявлена война уже не русскому правительству, а русскому народу…»^{983}.

В предреволюционные годы правая публицистика немало потрудилась над тем, чтобы донести до сознания младших офицеров, а через них — и солдатам, что главные внутренние враги престола и отечества — это «бунтовщики, стюденты, конокрады, жиды и поляки»^{984}. Так ответил на уроке словесности рядовой Овечкин из «Поединка» Куприна, жертва узколобой праворадикальной пропаганды. Но настоящая широкомасштабная черносотенная агитация в армии началась в разгар первой русской революции.

«Союз русского народа» в армии