Еврейская сюита

– Для меня – все равно, потому что у меня столько тем, что вау… Десять каталогов. Я смотрела на людей и, если я знала, в какой области они работают, я всегда могла навести разговор на работу, на театры, на спектакли, на оперы, на какую-то культуру. У американцев модно делать клубы дискуссий, клубы книги. The book club. Одна моя подруга организовала в своем городе такой клуб, она собирала своих американских подруг или знакомых, и они обсуждали каждый месяц какую-то книгу. Это встреча? Встреча. Интересная? Да, не всегда. Я не люблю эти американские книги.

– Вы ходили с Эрнестом на концерты?

– Он ходил, но не так, как я. Я же выросла на этом в Ленинграде. Ходила на концерты, в кукольный театр…

– И во Вроцлаве тоже ходили?

– Во Вроцлаве ничего не было. Девочка из хорошего еврейского дома ходила играть на пианино. Потом мне посчастливилось, у меня была очень хорошая подруга, она была пианисткой, даже участвовала в конкурсе Шопена. И я тоже полюбила музыку, но не сразу, постепенно. Мой папа очень любил музыку.

– Было общее что-то между Эрнестом и вашим папой?

– Да. Они очень уважали друг друга. А еще была тема, в обсуждении которой я не могла принимать участие, это была тема войны. Общая тема для Эрнеста и всех людей этого поколения. Понимаете? Это была единственная тема. Они не могли ни о чем другом говорить. Но это был обмен испытаниями, обмен… ну, знаете, как люди вспоминают этот ужасный период. Больше ничего, ничего не было.

Все знакомые Эрнеста тут, в Израиле, говорили между собой по-немецки, причем это был такой интеллигентный немецкий… Им было хорошо вместе. К сожалению, это поколение вообще не передало этого своим детям, никому. Они могли делиться воспоминаниями между собой… но не передавали этого никому. Ни языка, ни воспоминаний, не переживаний, ничего. Как будто закрытый раздел в книге. Их дети не знают немецкого, хотя они все умели, знали на память я не скажу сколько книг. Интеллигенция.

– А как вы думаете, почему?

– Это тяжелый вопрос. Смотрите, Эрнест только мне рассказывал про свои переживания во время войны, эти истории я знаю на память. Он их сто раз пересказывал. Потому что для меня это было интересно, лично для меня. А его дети ничего не знают. Или совсем немножко.

Растет такое поколение, им неинтересно. Что я могу сделать? А для меня это очень важно было. Я слышала всегда… Надо иметь интерес к теме и к человеку, к рассказам. Он прекрасно рассказывал.

– Я так понимаю, это происходило не только с Эрнестом и его детьми, с другими тоже?

– Да-да. Это только теперь в Израиле начали, уже третье поколение, когда внуки приходят к дедушке, говорят: «Ну, расскажи нам про это…» Это странно.

Я, конечно, могу понять, есть много причин, почему люди не хотят вспоминать самое плохое, самый жуткий период их жизни. Кому хочется такое вспоминать? Но, с другой стороны, это важно, чтобы не забывать, чтобы это не повторялось.

Эрнест постоянно об этом думал. Он думал, собирал афоризмы, писал план для Израиля, его главного мемориала катастрофы и героизма – Музей YAD VA SHEM (https://www.yadvashem.org/). Вот письмо нашла:

«…У меня есть план для Израиля. Можно написать миллионы слов в поддержку этого плана. И все же я знаю, читая мой план, вы сможете без тени сомнений, мгновенно и с удивительной ясностью воспринять все нюансы и все возможные грани того, что может вырасти из этой идеи, даже если не все они упомянуты в этом письме»

– О чем это письмо, София? Кому оно адресовано?

– Это письмо, которое Эрнест назвал «Во имя памяти». Он написал его в 1982 году. Оно адресовано Премьер-Министру Израиля, с копией господину Гедеону Хауснеру, президенту попечительского совета мемориала Яд Ва Шем.

К письму был приложен план. Эрнест думал о том, чтобы на мемориале музея появились бы 6 миллионов камней с именами мертвых. Для этого он и придумал план. И мечтал о том, чтобы Кнессет (ссылка) принял соответствующий закон по канонизации «Холмов Памяти», на которых были бы высечены имена погибших. Шесть миллионов имен. «Имя жертвы имеет право на возвращение!» – писал Эрнест.

В письме премьер-министру он привел цитаты, чтобы подтвердить свою идею: образовать живых, чтобы они помнили. Чтобы это все не повторилось!

«Над отмеченными могилами каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребенка, чей последний агонизирующий крик слышен сквозь все эпохи…»

«Величайший монумент Человеческому Духу, который однажды и навсегда отринет эту злодейскую легенду… чтобы этого не повторилось…»