Еврейские погромы и национализм (СИ)

Оказывается, контрреволюционное русское правительство, союзное немцам, принесло бы мир и покой, а не уничтожение народов СССР, как неизменно внушает нам пропаганда. И это называется даже не изменой, а компромиссом.

По памяти оккупации 1918 г. и опыту житья под советским начальством, не только националистически настроенные русские жители старшего поколения, но и не принадлежащие к партийной элите евреи и те ожидали и одобряли немецкое наступление в 1941 г. Самое широкое распространение получила обеспечившая разгром Красной Армии пораженческая поговорка: «немцы культурные люди». Среди многих, так рассказывает литературный критик Б. Сарнов про своего деда-еврея в книге «Перестаньте удивляться». А советско-еврейский писатель В. Войнович пишет о своём детстве в полумемуарной книге «Замысел»: «напрасно бежим, – сказала бабушка. – Немцы очень культурная нация. У нас в Новозыбкове в восемнадцатом году на постое стоял немецкий офицер Герд Шиллер, он был очень тихий и воспитанный человек». То же мнение можно найти в сборнике «Детство 45-53: а завтра будет счастье», составленном Людмилой Улицкой.

Это не какая-то модная выдумка. Ещё в 1946 г. записал поэт Слуцкий, часто подчёркивающий своё еврейство: «я услышал историю красноградских евреев. Когда пришли немцы, они вышли навстречу – встречать культурных людей. Раввин был впереди с хлебом и солью» [Б.А. Слуцкий «О других и о себе» М.: Вагриус, 2005, с.115].

Мемуарист, чей отец, еврей, был расстрелян в г. Червене при оккупации Белоруссии, передаёт: «я хорошо помню их по прошлой войне, хотя был ребёнком. Они квартировали тогда в нашем доме. Это же были культурные и воспитанные люди» [В.А. Скобло «На уцелевшем челне» М.: Новый Хронограф, 2006, с.89].

Кажется, об это писал каждый еврейский писатель из СССР. Вот опять: дядя Самуил отказался уезжать, объясняя, что «всё это большевистские враки. Я помню немцев по той войне, очень интеллигентный, культурный народ» [М.Р. Хейфец «Книга счастливого человека» М.: Новый Хронограф, 2013, с.15].

14 декабря 1945 г., отзываясь на вести о Нюрнбергском процессе, Пришвин написал: «когда немцы шли к нам, мы все [!] думали про себя, что они выше нас, что куда нам» [М.М. Пришвин «Дневники 1944-1945» М.: Новый Хронограф, 2013, с.716].

При участии на одной исторической конференции с докладом «Монархические силы в Гражданской войне» 28 апреля 2006 г. мне приводилось наблюдать, как имеющие полученное от системы образования сугубо мифологическое представление о ВОВ молодые люди встретили совершенно неуместным смехом указание на существование мнения во время начала войны: «Чего бояться? Немцы – культурные люди», – со ссылкой на воспоминания художника Ю. Лабаса [К. Лоч «Проблема возникновения феномена коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны» // «VI историко-философские чтения» Красноярск: КГУ, 2006, с.68].

В немецких рапортах встречается удивление количеством евреев, отказавшихся от эвакуации в полной уверенности и спокойствии за свою судьбу [«Книга о русском еврействе» Нью-Йорк, 1968, с.79-80].

«Мы достаточно хорошо помнили миллионы жертв зверской и бесчеловечной советской расправы с дворянством, купечеством, офицерством и духовенством», – вспоминает Л.В. Дудин о времени немецкой оккупации Киева: «мы ожидали от немцев подлинной идейной борьбы против большевизма», но их антисемитская агитация велась крайне неудачно, а массовое уничтожение невиновных евреев, а не участников массовых преступлений, вызывало общее неодобрение. «Множество подобных фактов мы знали и без немцев», что евреи «захватили в свои руки большинство выгодных мест и должностей в советском, государственном и хозяйственном аппарате и что наше искусство, литература, музыка и пресса пестрят еврейскими именами».