Еврейский Белосток и его диаспора

Десять утра, и жаркое майское солнце уже палило над главным автовокзалом Йехуда, небольшого муниципалитета на краю израильского международного аэропорта Бен-Гурион. Когда я садилась в местный автобус и сообщала водителю адрес, по которому меня ждут в Кирьят-Белостоке, в моих ушах раздавался оглушительный шум приземляющихся самолетов. Через пятнадцать минут после поездки по окольной, ухабистой дороге автобус вздрогнул и остановился, и водитель крикнул, обернувшись назад: Giveret, heganu li-Bialistok: Terdi («Леди, мы приехали в Белосток: выходите»). На обсаженной пальмами улице перед большим куполообразным зданием из иерусалимского камня меня ждал Майкл Фликер, лидер «Иргун Йоцей Белосток», организации белостокских евреев в Израиле. И хотя это было уже в 1998 году, Фликер с гордостью провел меня в синагогу, созданную в память о великой синагоге Белостока (и спроектированную внуком ее бывшего главного раввина Самуила Могилевера). Синагога представляла собой одну из составляющих его пожизненной борьбы за воссоздание мира, который Майкл знал в Польше. Он утверждал, что его успех виден в том факте, что только в Израиле хранят память об интеллектуальном и политическом вкладе детей Белостока в мировую еврейскую культуру, а также о трагических потерях этого города во время войн первой половины XX века.

Вместе с группой из полудюжины евреев, родившихся в Белостоке, которую он собрал для моего визита, Фликер посвятил день сочинению для меня монументальной элегии еврейскому Белостоку. Оживленная групповая дискуссия не только обнажила то, что Белосток как конструкция продолжал формировать интеллектуальную, культурную и социальную жизнь местных евреев, но и раскрывал их восприятие себя как исторических действующих лиц, участников последней главы саги о Белостоке и его евреях, сказания, которое, как они воображали, заканчивается в Израиле, но значение которого, на их взгляд, выходило далеко за рамки их личных историй[931].

Если пожилые жители Кирьят-Белостока могут завершить историю еврейского Белостока и его диаспоры воображаемым, но очень важным образом географического перенесения первоначального еврейского Белостока в Израиль, то тематически уместно завершить нарратив примером другой послевоенной польской еврейской эмигрантки, Евы Хоффман. Она утверждала, что для нее и других мигрантов из Польши «дислокация является скорее нормой, чем отклонением от нее»[932]. Ее многочисленные долговременные периоды пребывания в Польше, странах Западной Европы, Канаде и Соединенных Штатах сделали всю ее жизнь «бесконечным процессом» переезда и прибытия[933]. Хоффман, конечно, редко называла себя прежде всего еврейкой. Но ее устойчивое чувство перемещения, перехода и переселения перекликаются с опытом тысяч восточноевропейских евреев, которые снова и снова на протяжении XIX и XX веков покидали свои дома в поисках новых экономических возможностей, более стабильных условий жизни, шанса получить образование или надежды на достижение большей социальной интеграции[934].

Илл. 40. Хехаль Бялысток, Культурный центр и ратуша Кирьят-Белостока. Первоначально построенное в 1954 году при поддержке американских фондов, здание было отремонтировано и расширено в 1960-х годах для размещения библиотеки и архива. Из собрания автора

Переезжая сначала в города Российской империи, такие как Белосток, Киев или Минск, а затем за границу, эти евреи по пути создали новые типы политических, общественных и культурных организаций, которые бросили вызов традиционным институтам власти и создали новое видение еврейской идентичности, связанное как с более крупными идеологическими движениями, так и с отдельными регионами[935]. Как показывают недавние исследования других городов позднего периода Российской империи, усилия евреев, потраченные на эти перемещения, были вызваны давлением экономических и существенных житейских обстоятельств, и это же склоняло их к принятию революционных идеологий, приводивших глубокие культурные, социальные и институциональные сдвиги в России конца XIX века[936].