Будучи такой же частью ландшафта Белостока, как и река Бяла, волонтеры «Линес Хацедек» вызывали восхищение во всем регионе, помогая организации затмить по значимости кахиллу и утвердиться в народном сознании как образцовое благотворительное учреждение. Плюралистический подход «Линес Хацедек» к филантропическим действиям стал гордостью еврейской общины города. Как резюмировал в 1935 году журналист Наум Прилуцкий, «описывая работу и достижения общества “Линес Хацедек”, я никогда не использовал слова “евреи” или “еврейский”… Я делал это намеренно, поскольку, хотя эта организация была основана и руководима евреями, поддерживается еврейскими фондами и носит еврейское имя, никого [нуждающегося в помощи] никогда не спрашивают о его вере или национальности»[173].
По мере того как «Линес Хацедек» под руководством Хазановича становилась все более популярной, приходилось придумывать изобретательные методы сбора средств для поддержки программ организации. Во время рецессии 1900 года, когда лишь немногие евреи в Белостоке располагали свободными деньгами, Хазанович разослал обращения в несколько идишских газет в Соединенных Штатах, призывая «наших братьев, которые являются жителями Белостока, но живут за морем, помочь нам здесь, в Белостоке, в нашей горькой ситуации»[174]. Хазанович подчеркивал, что еврейская община Белостока была поистине межнациональной и что евреи города «оставались частью Белостока», независимо от того, где они жили[175]. Письмо Хазановича не только показывает, что потребности «Линес Хацедек» в сборе средств побудили евреев Белостока выстраивать новое видение границ своего сообщества, но и то, как трансатлантическая миграция изменила жизнь в Белостоке, формируя новые группы, поддержку которых могли получить организации социального обеспечения, пытающиеся бросить вызов статус-кво в Российской империи. Не упоминая ни кахиллу, ни империю как возможные источники поддержки и обращаясь за помощью к евреям, проживающим за рубежом, руководство «Линес Хацедек» создало дополнительные предпосылки для политической нестабильности.
Хотя скрытый вызов властям со стороны новой еврейской филантропии явно изменил способы осуществления власти еврейскими элитами, обеспокоенность по поводу такой новой благотворительности значительно уступала растущей силе других новых еврейских организаций, в частности нелегальных социалистических и сионистских партий в Белостоке[176]. Эти организации были откровенно революционными, они требовали демократизации систем еврейского общинного управления и изменяли представления евреев Белостока о границах их общинной идентичности и взаимодействия с политическими властями[177].
В то же время, когда в Белостоке и других городах, таких как Минск, Киев и Санкт-Петербург, возникла сеть передовых благотворительных организаций, в большом количестве начали появляться и передовые (и нелегальные) еврейские политические организации для решения дилемм, вызванных быстро меняющимся экономическим, социальным и политическим климатом в России. По всей Восточной Европе еврейские лидеры обсуждали важнейший экзистенциальный вопрос еврейской ассимиляции. В Белостоке и не только евреи рассматривали это обсуждение сквозь призму своих личных трудностей как мигрантов, стремящихся интегрироваться в новую среду[178]. Как следует евреям сбалансировать новые экономические и социальные реалии с мощным стремлением сохранить свои прежние ценности? Или, другими словами, каким должен стать еврейский путь к современности в пределах Российской империи? Три новых еврейских политических и культурных движения в Белостоке – социалистическая партия «Бунд», протосионистский «Ховавей Цион» (а с 1899 года полноценное сионистское движение) и сообщество эсперантистов – предлагали разные ответы на эти вопросы. Их усилия по утверждению радикально различающихся между собой идей фундаментальным образом преобразили структуру и форму еврейской общинной жизни в Белостоке[179].
Илл. 7. Старинная открытка, напечатанная в России около 1895 года, с изображением Хазановича и проекта Еврейской национальной библиотеки в Иерусалиме. Из собрания автора