Сравнивая еврейских женщин-рабочих с изнеженными и праздными польскими графинями, ткачи стремились не только принизить требование женщин об оплате дополнительного труда, но одновременно продвинуть идею о том, что еврейские рабочие – такая же часть белостокского пейзажа, как и польское дворянство, основавшее город много веков назад. Авторы газеты подробно обсуждали эту дилемму еврейских женщин-рабочих, а также насмешливое отношение ткача к их усилиям, но все они неявно принимали в своих статьях схожее видение еврейских рабочих как неотъемлемой части белостокского пейзажа[190]. В каждом выпуске
Такая риторика с акцентом на отличительных чертах жителей Белостока побуждала еврейских рабочих рассматривать свою трудовую деятельность одновременно как нечто, что укореняет их в местном окружении и связывает их с широко распространенной идеологической революцией. Даже когда с 1900 по 1902 год в Белостоке размещался центральный комитет «Бунда», редакторы
Илл. 8. Портрет двух ткачих, около 1930 года. Женщины принимали активное участие во всех процессах текстильного производства Белостока в конце XIX – начале XX века. С разрешения Forward Association и правообладателей коллекции Алтера Кацизне
Однако первоначальный успех «Бунда» посеял семена его медленного упадка. По мере того как росла популярность «Бунда», российская полиция на местах начала угрожать еврейским владельцам фабрик, покрывавшим евреев – членов «Бунда»[197]. Парадоксально, но, хотя такие действия полиции объединяли еврейских рабочих и фабрикантов, они также создавали напряженность в рядах самого «Бунда». Некоторые члены «Бунда» считали, что усилиям полиции необходимо противопоставить тактику террора, обычно используемую анархистами. Руководство «Бунда» в Белостоке категорически противилось такому курсу. Отвечая на этот новый вызов, «Бунд» утверждал: «…анархисты с их мелкими и недальновидными целями [являются] террористами, [которые] дают массам ложную надежду; они ослепляют их ложной тактикой, подрывающей независимость рабочего класса»[198].
Отказ местного комитета принять тактику террора побудил многих бундовцев перейти в более радикальные революционные партии. Выход из «Бунда» не следует рассматривать как свидетельство утраты влияния этой партии: совсем наоборот, Бунд преуспел в своей цели – убедить традиционно мыслящих рабочих в том, что им следует бросить вызов царю. Успех «Бунда» отчетливо виден и в том, что практически каждая революционная партия в России и Польше в конце XIX века имела активно действующие отделения в Белостоке[199]. Например, Партия социалистов-революционеров (эсеров), которая была привержена террористической тактике насилия, имела особенно энергичное отделение в Белостоке, которое в 1903 году успешно организовало убийство начальника белостокской полиции[200].