Еврейский Белосток и его диаспора

Из-за разнообразия социальных, политических и экономических требований их новых домов простой акт создания организации, определяемой как «белостокская», ставил более серьезные идеологические вопросы: что значит быть белостокским евреем за пределами Белостока? Зачем нужна отдельная белостокская организация? Хотя все эти учреждения заявляли, что видят свою задачу в успешной адаптации своих членов в новом мире и одновременно в восстановлении воображаемого Белостока в этих новых домах, типы организаций, построенных белостокскими евреями, и разнообразные значения, которые они придавали термину «белостокцы», подчеркивают сложные переменные, привнесенные в процессе вступления восточноевропейских евреев на территорию нового мира с желанием их сохранить свою прежнюю идентичность.

Несмотря на то что каждая организация, о которой пойдет речь далее, заявляла о себе названием, в котором содержалось слово «Белостокский», все они функционировали по-разному – они не предлагали идентичные услуги и не представляли наследие Белостока одинаковым образом. Каждая такая организация была подвижной, органичной сущностью, реагирующей на меняющиеся потребности своих членов. В Нью-Йорке Белостокский центр доказывал свою «белостокскую идентичность», действуя как образцовое агентство социального обеспечения. В отличие от него, Bialystoker Farband в Буэнос-Айресе подчеркивал классовое видение наследия Белостока, сосредоточив внимание на политике в интересах рабочего класса, образовании и сохранении идишской культуры. В Палестине быть «белостокцем» означало собирать деньги у богатых белостокских евреев со всего мира на строительство новой еврейской родины. В Австралии идентичность «белостокца» предполагала участие в многочисленных социальных и благотворительных мероприятиях, спонсируемых тамошней белостокской иммигрантской общиной. Несмотря на различную направленность, каждое белостокское иммигрантское учреждение посредством требований к членству, риторики и конкретной деятельности формировало повседневную жизнь тысяч евреев, которые в них участвовали, помогая им сочетать переплетающиеся представления о себе как евреях, иммигрантах и членах новой самопровозглашенной диаспоры из Восточной Европы.

«Белосток на Восточном Бродвее»: воссоздание Белостока в Нью-Йорке, 1877–1939 годы

Еврейские иммигранты из Белостока, оказавшиеся в Нью-Йорке, проявляли острое желание создавать новые организации, которые отвечали бы как их экономическим, так и экзистенциальным потребностям, задолго до воодушевляющей речи Зона, произнесенной в 1919 году Большинство из тех, кто сошел с корабля на берег острова Эллис и вскоре оказался, как и тысячи других восточноевропейских евреев, на густонаселенной оконечности Манхэттена, широко известной сегодня как Нижний Ист-Сайд, были вовлечены в эти организации, обещавшие им помощь в адаптации к новой среде обитания. Нью-Йорк с его высокими зданиями и доходными домами, превышающими любое строение в Белостоке, ошеломлял многих, считавших, что они приехали из большого города. Огромная плотность населения, отсутствие лесов и травянистых полей в лабиринте улиц, составляющих их новый дом, делали проживание в Нью-Йорке весьма трудным для многих приезжих.[292] Белостокские евреи, давно слышавшие рассказы о «легких деньгах», которые можно заработать в швейной промышленности Нью-Йорка, были сильно встревожены ограниченными экономическими возможностями в Нижнем Ист-Сайде: там, как вспоминал Рухл Рифкин, многие рабочие трудились сверхурочно, «даже в шабес [субботу]», причем за низкую заработную плату, которой едва хватало на еду и жилье[293]. Как предупреждали Макса Погорельского родственники после его прибытия в 1916 году, Америка не была goldene medina («золотой землей»): система производства готовой одежды в Нью-Йорке – с небольшими цехами, потогонной системой труда, подрядчиками и сдельной работой – воспроизводила многие худшие элементы эксплуататорской системы лойнкетников Белостока[294].