Еврейский вопрос / Необыкновенная история

В ожидании, однако ж, этого открытия не бесполезно, кажется нам, рассеять предварительно некоторые предубеждения и вообще туман, напущенный “высокопоставленными” евреями и мнимолиберальной печатью на значительную часть нашей петербургской бюрократической канцелярии и прилегающих к ней высших общественных сфер. Эти предубеждения в немалой степени затемняют истинный, существенный смысл антиеврейских беспорядков в России. Можно, конечно, не без основания утешаться успешным их подавлением. Можно признавать вполне разумной и целесообразной мерой – возложение на местных губернаторов ответственности за каждый не сразу подавленный антиеврейский беспорядок. Мы и в самом деле видим, что местные власти действуют теперь несравненно решительнее и смелее. Но было бы в высшей степени опасно воображать, что никакого такого “еврейского вопроса” и не существует, что все это “вздор”, “вздуто”, что нужно только немножко “энергии” и все пойдет себе по-старому “обстоять благополучно”… Зная довольно близко местные условия юго-западного края (а в северо-западном они еще хуже, как это нам также в точности известно), мы убеждены, что такая “энергия”, как бы она ни была теперь необходима, не только не упрощает и не улучшает, но усложняет и ухудшает настоящее положение… В том-то и горе, что восстанавливается “старое благополучие”, тот status quo, в котором корень всех беспорядков. Всегда ведь успешно усмирялись военной расправой крестьянские бунты во времена крепостного права (которые некоторыми “консерваторами” выдаются у нас теперь чуть не за золотой век) – даже такие бунты, которые вызывались самой жестокой помещичьей тиранией; всегда удавалось водворять “старое” повиновение, но беспорядки, однако ж, не переставали, утихая в одном месте, возникали в другом и прекратились только тогда, когда отменилось само крепостное право. Подавление антиеврейского движения одной энергией, положим, – похвальное дело, но уж слишком злая, слишком печальная необходимость, деморализующая и усмирителей, и усмиряемых! Оно никак не способно убедить крестьян, удрученных еврейским экономическим игом, в том, что это иго – благо, дело вполне законное, так ему и быть следует; что крестьяне не правы, когда хотят от него освободиться!… Что “самоуправство” не позволительно, это крестьяне очень хорошо понимают и всегда охотно готовы признать. Но для того чтобы они могли удержаться на этой точке зрения, необходимо им видеть и ощущать около себя присутствие деятельной правосудной власти; нужно, чтобы власть умела внушить им твердое упование на лучшее будущее, т.е. на устранение ужасной аномалии еврейского гнета. Никакого, однако ж, подобного упования крестьянам от местных начальств не подается, и потому нет ничего и удивительного в том, что при непреложной вере народа в справедливость верховной власти могла создаться в его голове нелепая фикция, будто таким своим самоуправством народ не становится в противоречие с верховной волей!… В настоящее время “энергия” местной власти выступает как бы только защитницей существующего злого порядка: в результате “энергии” – несравненно более число убитых и раненых христиан, чем поколоченных евреев, глубокое раздражение в народе, которое тем глубже, чем затаеннее, пагубное недоумение относительно образа действий правительства и еще более пагубное торжество евреев. Да в конце концов от всех наших антиеврейских беспорядков в выигрыше остались пока одни евреи. К иудаизму и власти, и общество отнеслись, как к “угнетенной невинности”, и теперь эта невинность ликует и мстит, воображая себя под особым правительственным покровом. Но надобно знать, что такое еврей, торжествующий и ликующий! Пусть в этом торжестве и ликовании слышатся века претерпенных еврейским племенем мук и унижений мы допустим этот реагент как обстоятельство, смягчающее вину, – но само по себе, независимо от этой исторической справки, ничего не может быть нахальнее и заносчивее еврея, как скоро он чувствует свою силу. Разумеем здесь еврея типического, принадлежащего к массе, а не тех евреев, в которых родной тип более или менее сглажен высшим европейским образованием. Нельзя ведь не заметить, что во всех новейших беспорядках зачинщиками являлись сами евреи, т.е. поводом к ним служила какая-нибудь кулачная еврейская расправа с христианскими детьми или женщинами. И это после разгромов еврейского имущества, а по их рассказам – даже и избиений евреев в 1881 – 1882 годах! Очевидно, что им прибыло духа и смелости настолько, что они из трусливого бегства переходят теперь в наступление, отваживаются сами задирать своих недавних гонителей! “Ну что, взяли? Вы из нас выпустили пух, а мы из вас за то выпустили дух” – так дразнили евреи усмиренных в Екатеринославе крестьян и мещан, указывая им, с одной стороны, на пух, в таком обилии выпущенный “виновниками беспорядков” из еврейских перин, с другой – на раненых и убитых при энергическом усмирении христиан… Одной подобной еврейской остроты довольно, чтобы уничтожить всю пользу от таких способов усмирения. Самое уничтожение их имуществ евреи сумели обратить в своего рода выгодный гешефт, заранее припрятывая все многоценное и домогаясь потом вознаграждения вдесятеро против разгромленного дрянного скарба… Мы имели в свое время немало данных о том, как праздновали они (и время покажет, разумеется, что совершенно понапрасну) оставление графом Игнатьевым своего поста: на радостях побили они артель великорусских рабочих, устраивавшую шоссе в Гродненской, кажется, губернии, и чинили многие иные неистовства… «Ничего не поделаешь, – говорит теперь крестьянин, – восторжествовал еврей – сила!»… Не правы ли мы, утверждая, что действующий способ подавления беспорядков сам по себе, без других мероприятий, только усложняет задачу и ухудшает положение дела?