Еврейскiй вопросъ

Мораль iудеевъ, — я разумѣю мораль, присущую этой расѣ, ту мораль, влiянiе которой на ихъ дѣловую жизнь стяжало имъ известную популярную славу всеобщей вре­доносности, — по существу своему есть нѣчто настолько глубоко сросшееся съ ихъ натурою и, въ сущности, столь неизменное, что ея духъ можно указать уже въ древнейшихъ памятникахъ ихъ религiи. Часть худой славы, которою пользуется iудейская мораль, но во всякомъ случаѣ, лишь незначительную часть, можно приписать той особой испорченности и вырожденiю, которымъ подпалъ этотъ народъ съ паденiемъ своего палестинскаго государства. Вообще, разсѣявшись по всему свѣту и ставши гостями другихъ народовъ, iудеи, притомъ отнюдь не съ начала христiанской эры, а уже столѣтiями рань­ше, имѣли много случаевъ проявить моральныя качества своего племени. То, чего, по духу своей религiи, они не смѣли въ полномъ объеме продѣлывать въ отношенiяхъ другъ къ другу, то самое имъ дозволялось въ полной мѣрѣ продѣлывать съ остальнымъ человѣчествомъ. Ихъ безсовѣстность проявлялась, поэтому, шире и шире въ сношенiяхъ съ элементами иныхъ расъ. Натурально, остальные народы стали по отношенiю къ нимъ въ оборонительное положенiе. Обижаемое человечество реаги­ровало, и, напримѣръ, и средневѣковой гнетъ, на кото­рый жиды обыкновенно съ такою партйною односторон­ностью жалуются, по большей части, былъ просто грубымъ способомъ народной самообороны. При грубыхъ отношенiяхъ тогдашняго времени иного выбора не было. Жиды, съ своей стороны, стали бы поработителями, если бы сами не были порабощены. Они истребили бы цѣлыя народности, если бы размноженiю ихъ самихъ не были, поставлены границы. Это произведено было путемъ сво­его рода порабощенiя, которое въ среднiе вѣка было еще довольно мягко въ сравненiи съ тѣмъ порабощенiемъ, къ которому прiучили жидовъ Египтяне и Вавилоняне, следовательно, уже въ самомъ началѣ ихъ мозаической исторiи. Кажется, даже, что въ этомъ отношенiи народы и въ среднiе вѣка дѣйствовали только применительно къ требованiямъ жидовъ, и только потому наложили на нихъ ярмо, что эта раса безъ ярма толочься среди другихъ народовъ не можетъ, не нанося имъ злѣйшаго вреда. Какъ бы то ни было, этотъ народъ Моисея, этотъ народъ — рабъ Египтянъ, получившiй отъ нихъ въ приданое мораль рабовъ, которую онъ тщательно бережетъ, во время средневѣкового отчужденiя взлелеялъ въ себе покорность въ другомъ родѣ. Онъ свилъ себѣ рабье гнездо въ среде новыхъ народовъ, хотя и отвергнутый и пре­зираемый ими, и такимъ образомъ удержалъ за собою свою старую роль, эксплоатируя даже свое рабье поло­женiе и, въ концѣ-концовъ, обогащаясь золотомъ и серебромъ своихъ господь, подобно тому какъ дѣлалъ это и въ Египте. При этой новой, частiю средневѣковой, частiю современной задаче, мораль iудеевъ, конечно, выиграть не могла. Къ вкоренившейся испорченности этой морали прибавились новыя отношенiя порабощенiя, которыя тотчасъ же поставили еврея въ его старый элементъ. Пронырство, по склонности и по обстоятельствамъ, было удобнейшею формою добыванiя, и такимъ образомъ болѣе и болѣе увеличивалось пораженiе iудейской морали такими элементами и принципами, которые отравляютъ общенiе между людьми, и въ основѣ своей являются чѣмъ то враждебнымъ человеческому роду.

Но можно совершенно опустить все то, что въ iудейскихъ источникахъ, по которымъ мы судимъ о iудейской морали, носитъ дату такъ называемыхъ дурныхъ временъ. Можно даже оставить въ покоѣ и талмудъ, который даетъ мѣсто столькимъ нареканiямъ по адресу iудейской морали, и тѣмъ не менѣе характеръ iудейскаго племени можно освѣтить очень хорошо. Талмудъ — это, такъ ска­зать, примѣчанiя, а нужно придерживаться текста. Но этотъ текстъ, въ которомъ религiя и мораль iудеевъ, въ извѣстной мѣрѣ обнаруживаются, по большей части, классически, есть просто и подлинно Ветхiй Завѣтъ. Если современныя культурныя нацiи могутъ сознательно отвергнуть все, что перешло къ нимъ отъ жидовства чрезъ христiанство, какъ въ ихъ такъ называемое священное писанiе, такъ и въ светскую народную литературу, то съ другой стороны, сущность iудейства найдутъ они никакъ не въ талмудѣ, имъ совершенно достаточно будетъ, если они будутъ изучать и вдумываться въ него тамъ, гдѣ оно непосредственнѣйшимъ образомъ проникло въ собственную ихъ плоть. Впрочемъ, такой способъ оценки будетъ и великодушнѣе. Талмудъ, по крайней мѣрѣ, по своей законченности, есть продуктъ той эпохи, когда исторiя iудейскаго государства была уже окончена. Хотя въ настоящее время талмудъ и составляетъ книгу специфически iудейской морали к религiи, тѣмъ не менѣе уже съ самаго начала это было какъ бы нѣчто фальшивое. Когда, этотъ толковникъ iудейской религiозной и юридической мудрости появился, испорченность была уже на-лицо въ высокой степени. Талмудъ принадлежитъ iудеямъ временъ разсѣянiя; но мы всего основательнѣе узнаемъ этотъ народъ, если освѣтимъ его тамъ, гдѣ онъ имѣлъ случай зарекомендовать себя, относительно говоря, всего лучше.